Едва открыв глаза, я подумала, что нужно хотя бы сегодня послушать классическую музыку. Прямо с утра. Чтобы начать, наконец, добром пропитываться. Не то станет слишком поздно. Или я себя обманываю и уже упустила возможность стать лучше?
Из соседнего окна зазвучала «Лунная соната» Бетховена. У меня по телу пробежали мурашки. Всегда было тяжело слушать классическую музыку. С одной стороны, душа ликует, что есть в мире нечто большее, чем ты сам. Вместе с тем, музыка пронзает душу. Начинаешь верить в нечто прекрасное, в справедливость, в любовь. Я не хотела этого – зачем тешить себя надеждами? Лелеять веру в то, чего нет…
Я поскорее вышла в коридорчик, чтобы не оставаться в одиночестве, терзаемая классикой.
Маринка, как всегда, горела и постанывала.
— Что у нас опять? – зевнула я. Уже догадывалась, но любой диалог снимает напряжение, вызванное ожиданием своей участи.
— Помнишь Лильку?
— Кого?
— Ну, Лилю, которая училась на два класса младше меня?
— Конечно, нет.
Моя сестрица Марина ревностно следила не только за судьбами бывших одноклассников, но и, кажется, всей школы: кто родил, развелся, заболел. «Потому что нет своей жизни» — предположат многие. И будут правы. Тут образовался замкнутый круг: нет своей жизни – занята чужой – оттого и нет собственной. Уже и не будет.
— Эта Лиля была гулящей девкой из моей школы. Ни одного парня не пропускала. Училась отвратно. Представь, недавно вышла замуж! За богатого. На отдых – то на Мальдивы, то в Доминикану. Муж осыпает ее цветами и драгоценностями.
— А, конечно, вспомнила ее. Ты же три ночи не спала из-за такой вящей несправедливости, рыдала.
Меня всегда удручало, что у сестры совершенно не было целей в жизни, кроме как выйти замуж. Ни хобби, ни интересов.
— Да! – подтвердила сестра. — Эта Лиля была такой распущенной! Аборт в 16 лет делала. И вот нашелся ей муж. Хороший. А мне – нет. Я же мужчин не знала, скромницей была, ждала любовь, не хотела я абы с кем, но мне Провидение не послало жениха. Где справедливость? Я ей так тогда позавидовала! Аж внутри загорелось. Бог накажет меня! – всхлипнула Марина, даже не пытаясь потушить свою руку.
Опять та же песня. Сестрица моя, как и при жизни, постоянно занимается самобичеванием, выискивая в своей недолгой биографии все новые «грехи» (в кавычках из-за того, что вина ее во многом преувеличена, как мне думается). Вчера вспоминала, как обещала уйти в монастырь, если не выйдет замуж до 25 лет, но не выполнила данный зарок. Она рыдала, а волосы ее полыхали. Картина была больше забавной, чем страшной. Ужаснулась я только в первый раз, когда на Маринке вдруг загорелось платье средь бела дня. Мне было многое непривычно…
Не каждый день умираешь, узнавая ТАЙНУ, разгадка которой щекотала всю жизнь. Не каждый день оказывается, что тайны нет. Все после смерти примерно также. Та же квартира. Улицы. Только безлюдные. Пищи нет. И что-то на теле непременно загорается, когда тебе становится стыдно или неприятно.
Это некое чистилище перед распределением в Ад или в Рай, или такое странное существование и будет длиться веками?
Тем не менее, я старалась не думать о том, справедлив ли мой уход в мир иной в столь раннем возрасте, то, что не сбылись мои мечты и не реализовались многие планы. Все-таки, мне было 28, а не 18. Если бы хотела, то давно бы претворила в жизнь часть задуманного. Значит, сама виновата, что прокрастинировала и ждала случая. Я сама, а не вселенская несправедливость.
Даже сейчас, вместо того, чтобы очищаться, хотя бы слушая классическую музыку, бегу от собственных мыслей. Разговариваю, и все равно даже, кто собеседник, хотя общение с сестрицей порядком утомило. Гуляю. Это всегда было проблемой для меня.
— Марин, — в сотый раз увещевала я, — мы не знаем, что ждет нас дальше. Как тут вообще всё происходит. Если мы зависли здесь, значит, судьба еще не решена. Накажут нас или наградят? Может, нет никакого Бога, ангелов, Страшного суда.
Марина заголосила:
— За мной скоро придут черти!
Я, устав от нее, решила прогуляться.
Сестрица меня раздражала своими стонущими интонациями. Всю жизнь. И после смерти – тоже.
Дернуло же меня тогда пойти с ней в ресторан, так как она встречала 26-летие одна, а потом позвонить и попросить моего бывшего мужа Дениса нас забрать и отвезти домой!
***
Город был пустым. Опять. Как неуютно и… странно. Иначе я никак не могу описать свои эмоции. Наверное, не привыкла еще.
Самым сложным поначалу казалось… банальное отсутствие вкуса. Так привычны ароматный кофе и пироженка с утра, что не задумываешься об этом. После смерти же отсутствие этой мелкой радости терзает неимоверно.
Пончик хочу.
Вот почему многие учения советуют отказаться от земных привычек. Сластолюбцам и чревоугодникам заняться явно нечем. Как и нет возможности уйти от своих мыслей заеданием. Или от отсутствия мыслей.
Странно, что я умерла, а никому не жаль. Даже мне. Нет ни возмущения, ни обиды на судьбу. Рабская покорность – это хорошо, если тут есть Кто-то, способный оценить это и снизить «срок», коль таковой имеется, за мои прижизненные преступления, вроде чревоугодия по ночам, злости на сестру, пожеланий провалиться этой самой Лильке (на самом деле, конечно, я ее помнила – она увела у меня моего будущего мужа Дениса, причем, мне было двадцать два, а ей – семнадцать, она только школу закончила, узнать, что любимый оставил меня ради того, чтобы сожительствовать с малолеткой было болезненно, как и услышать от Маринки, что впоследствии эта Лилька неплохо устроилась).
Я плутала по заспанным улочкам, думая о жизни, пытаясь раскаяться, осознать свои ошибки.
До меня донеслась громкая дискотечная музыка. Тут кто-то есть? Кому-то весело?!
Я поспешила на звук.
***
В первый момент мне показалось, что Рай открыл свои врата. Я случайно на него набрела.
Или… раскаяние помогло?
Роскошный сад, усыпанный цветами, да с журчащим фонтаном посередине. Море… или океан. Как на Мальдивах. Или в Черногории. Прозрачнейшая вода.
Как это прекрасно!
Вот только музыка… чудовищный ор никак не сочетался с благословенным пейзажем.
— Это ты?! – услышала я удивленный мужской голос и обернулась.
На самом настоящем троне восседал он.
Мой бывший муж Денис.
***
Даже у большинства женщин, рвущих шаблоны, феминизированных и независимых, в жизни случается свой ОН (с придыханием). Пресловутый ТОТ, который САМЫЙ.
Владыка «козлов». Он же – идеальный мужчина. С годами границы стираются, ты уже не помнишь, кем ТОТ САМЫЙ являлся на самом деле.
Я ощутила, как подкашиваются ноги.
Так всегда бывало со мной в его присутствии. Сначала от любви, затем от ненависти, разрушительной и страшной, а потом, наверное, по инерции.
Когда он первый раз ушел от меня к этой Лильке, не к ночи будет помянута, надо было забыть его, надо.
Во мне, как я сейчас сознаю, играла гордыня: «Посмели отвергнуть!» – желание вернуть и укротить бабника, сделать ручным подлеца, чтобы он «ах, осознал, что лучшей была я». Из-за этого упустила кучу возможностей. Утоление этой гордыни было частью моей жизни. Сама, правда, называла этой «любовью».
В итоге он стал моим мужем. Счастья это не принесло, да и тщеславие не удовлетворилась.
Я так и не поняла, любил он меня или нет. То медом он меня обдавал, то дегтем. Я же всякий раз надеялась, что-теперь-то все устаканится. Буду уверена в его любви, в стабильности. Как только я успокаивалась, происходила ссора, из-за которой отношения вновь становились напряженными, а он уходил, чтобы снова вернуться и уверять, что впредь будет иначе.
Это и стало источником гибели. Надо же мне было позвонить ему и попросить нас забрать! Денис вдруг затеял ссору из-за пустяка, а потом не справился с управлением, разоравшись.
— Ты тоже тут! Не ожидал! — весело воскликнул Денис.
— Почему же? – мне хотелось услышать сожаление, что ли, за то, что я оказалась тут. Он так усердно газлайтил меня за неудавшийся брак, что даже умер, прихватив меня за собой.
Денис же молчал.
— Ты попал в Рай, я смотрю…
— Видимо. Здесь все, что я хотел при жизни.
— Интересно, за какие заслуги? – удивилась я.
— А почему нет?
— Ты безгрешен?
— Конечно. Мне абсолютно не в чем себя упрекнуть, — хмыкнул он.
Мне хотелось, чтобы Денис обнял меня, развеяв тревоги. Пригласил с собой в свой Рай. Хотя бы объяснил, как попал туда. Он же смотрел на меня с превосходством.
— А мы с Маринкой в других условиях… — пролепетала я, ощущая страшное разочарование.
Вместо того чтобы поинтересоваться нашей судьбой, он мстительно скривил губы:
— Да так вам и надо! Из-за вас я оказался тут. Первое время было жутко страшно. Ни пожрать, ни покурить! У меня могло быть будущее.
— Мечтай.
— Это твоя сестра – ходячий труп. Ей ничего не светило, хотя всего 26 исполнилось. Она уже была мертва, ее так и тянуло поскорее к праотцам отправить, неудачницу ноющую, а себя мне жаль, — он упивался, упивался, упивался каждым своим словом. Жалил и радовался, сидя на троне в райских садах.
Я с ужасом смотрела на него.
Всякий раз, когда Денис орал, поднимал руку (правда, не бил, но замахивался, но и это было унизительно), я думала, что происходящее с ним — помутнение сознания. На самом деле, конечно, человек хороший, просто жизнь была нелегкой, бла-бла. Тем более, после вспышек он вновь становился ласковым и заботливым.
Теперь я видела его истинное лицо. Самодовольное, безобразное. Как я могла не замечать этого при жизни? Вернее, отрицать очевидное, оправдывать?
Стало стыдно. А я еще ходила в церковь и просила Бога дать мне быть с этим человеком! Никого не надо, только бы он одумался, осознал… мама дорогая. Как я могла не разглядеть его душу? Вернее, ее отсутствие?!
— Ладно, одиноко тебе, наверно! Дай, обниму! – вдруг весело предложил он. Как всегда. Ничего не изменилось. – Хочешь пироженку? Есть твои любимые. И халва, — Денис даже потрудился встать с трона, взять с подноса пирожное и протянуть мне. Я машинально переняла его. — У меня все есть! Даже красный Феррари. Всю жизнь о нем мечтал.
— Ка-а-ак, ты чувствуешь вкус?
— А что? – насторожился бывший муж.
— Я – нет, — не знаю, зачем отвечала ему. Мне казалось, еще немного, и узнаю другую тайну.Более важную, чем смерть и то, что после.
— Как так? — искренне удивился он.
— Ну, мы же лишились физического тела. Значит, и вкус ощутить не можем.
— Ерунда! У меня тоже так было, я упомянул об этом, — озадаченно сказал Денис. – А потом понял, что жизнь – это и есть жизнь. Какая разница, где? И стал ощущать. Я здесь лучше, чем при жизни устроился.
— Это и удивляет. Да тебя должна рассечь молния за то, что творил! – не сдержалась я.
И тут небеса разверзлись.
Я похолодела. Как в страшном кино.
Не верилось, что я вижу это. Черные небеса разразились дождем.
— Я достоин лучшего! Никто не смеет меня судить, ясно? — вскрикнул Денис. И дождь прекратился. – Я живу… жил… так, как хочу! И мне плевать на то, что думают другие! Изыди!
И все вмиг растворилось.
Я стояла посреди пустынной улицы. Не было ни Рая, ни Дениса, ни молний.
Первые секунды я ловила ртом воздух: как так? Он – в райских кущах, счастлив и доволен! Даже ощущает вкус! Неужели можно?
Я лизнула пирожное, что все еще держала в руках.
Вкусно.
Что?
То есть, и я могу?
Ошпаренная новымоткрытием, быстро побежала домой. В то место, которое так называла. Сказать Маринке. И себе.
И слушать классическую музыку.
В подтверждение моих слов, зазвучал Бетховен.
Отовсюду. Кажется, что с неба.
Все оказалось так просто: Денис верит в то, что непогрешим, потому и получил Рай. Правда, в его понимании это Феррари, поесть и океан.
Он верил и в то, что можно ощутить вкус, не имея физического тела – пожалуйста. Балуется пироженками.
Моя наивная сестренка корит себя за малейшую провинность – и горит. Не исключено, что к ней придут черти, раз она их так ждет.
Скорее, скорее.
Слушать классику. И поверить в справедливость. В прекрасное. Чтобы получить это.