Утро началось с пустоты. Чашка черного кофе обжигала ладонь. Отпив глоток, поднял, наконец, голову от стола и едва не чертыхнулся, упершись взглядом в бюст Машки, которая буквально «вывалила» его мне на стол – «Противно…противно, даже бровью не повела, а ведь все поняла…»
Я – заместитель главного директора крупнейшего рекламного агентства в России. В данный момент смотрю на свое отражение в большом зеркале на первом этаже холла. Ощущение такое, словно я под наркозом. Мозги работают, мысли анализируют, а тело словно взято напрокат. Нет, я не пил спиртного, не принимал психотропные вещества, просто сегодня я отказался быть жертвой.
Вокруг меня одни запреты, я понял это сегодня в очередной раз, появившись в дверях кабинета своего начальника, когда меня, словно собаку, заставили преданно ждать, пока босс опохмелится после вчерашнего «фестиваля» и начнет хоть что-то соображать. Ну почему когда-то умные, целеустремленные люди со временем превращаются в неандертальцев с мозгом как у шимпанзе, где осталось только три инстинкта: размножение, защита своей помеченной территории и еда? А может, я ему просто завидовал?
Сердце закололо в груди, я прислонился к дверному косяку, расстегнул пиджак. Галстук как удавка душил меня, оттянул его книзу, все поплыло перед глазами. Очнулся я машине скорой помощи. Возле меня Мария – моя подчиненная из отдела кадров. Томно улыбнулась. Красивая девушка: кожа как бархат, улыбка словно у голливудской звезды. Чего удивляться, ей всего двадцать два года – детеныш. Уже месяц как откровенно навязывается мне в любовницы. Да, знает, что есть жена, сыну двенадцать лет (их фотографии стоят у меня на рабочем столе), а все туда же. Сначала мне было некомфортно принимать ее ухаживания. Я как неуклюжий слон отшатывался, когда она уверенной поступью входила в офис, гордо неся свою грудь словно на серебряном подносе, в кружеве. Но потом привык и даже чувствовал легкое раздражение, когда она не проявляла повышенного внимания к моей персоне. Шла некая игра с помощью слов, жестов, взглядов, и это подстегивало и тешило мое самолюбие: вот, передо мной стоит женщина моложе меня на двенадцать лет, которая будет ублажать меня, стоит только щелкнуть пальцем. Потом, в конце дня, я приезжал домой, снимал с себя атрибуты деловой успешной жизни и становился отцом семейства, верным супругом.
Моя жена недурна собой, а в свои двадцать была и получше этой самой Марии. Но время, рождение ребенка делают свое дело. Фигурка перестала быть точеной, кожа поблекла, глаза вечно уставшие, а волосы пахнут подсолнечным маслом. Иногда я смотрю как она прыгает возле нас с сыном, подбирая за нами разбросанные носки, джинсы, то и дело мелькая перед глазами в своем ситцевом халатике в мелкий синий цветочек, или зовет нас ужинать, звякая приборами на кухне, и мне кажется, что я вижу собственную мать. Ничего возбуждающего, конечно же, не вспыхивало во мне. Да, это был близкий человек, друг, верное плечо, но не более. Раз в неделю я выплескивал свое мужское естество в физиологическом акте, в скромной позе при закрытых занавесках и звука «Тш-ш» моей Аллы, боявшейся разбудить скрипом супружеской постели сына, который спал в своей комнате. Я сделал над собой усилие и улыбнулся Машке.
Прогрессирующая аритмия дала возможность две недели законно валяться в постели, имея в кармане больничный лист. Я уже забыл, когда последний раз отдыхал несколько дней кряду, наслаждаясь домашней обстановкой, стряпней Аллы и просмотром телевизионных передач. Майское солнце, поднимаясь над землей, светило через пурпурные плюшевые занавески в спальне, и вся комната окрашивалась в теплый цвет крепкого чая. Я открывал глаза, сладко потянувшись, нащупывал пульт от телевизора и, включив его, еще долго наслаждался покоем, лежа в постели. Сын учился в школе, прибегал к двум часам, обедал и спешно уходил на тренировку. Мы с Аллой до вечера были вдвоем. Накормив меня вкуснейшим завтраком, она садилась рядом со мной на мягкий диван и, положив голову мне на плечо, тихо сидела подле, пока я смотрел спортивный канал. Да, она любила меня, я чувствовал это. Наверное, такой и должна быть идеальная семья. На шестой день моего отдыха ко мне приехал мой давнишний знакомый. Вообще-то у него было ко мне дело и я, спровадив Аллу за пивом, засел с ним в гостиной. Жена прибежала через двадцать минут, раскрасневшаяся от бега. Черные кудряшки длинных волос смешно выбились из прически. Я первый раз за долгое время увидел ее не в привычном халате, а в модной юбке и шелковой блузе. Алла поставила перед нами пиво и закуску, нервничая за погрешности в моем режиме. Я проводил ее взглядом и нечаянно подметил, с каким интересом смотрит на нее мой собутыльник. Взбесившись, громко клацнул горлышком об стакан. Дружище вздрогнул.
– Красивая у тебя жена. Моложе тебя?
– Да, на два года, – нехотя процедил я.
– На два? Я думал еще моложе.
– Так ты пришел обсуждать возраст моей жены?
– Нет, я принес бизнес-план. Посмотришь?
Я пообещал посмотреть на досуге и выставил его за дверь. Прошел в спальню, удивившись тишине в доме. Алла уснула. Я забрался к ней под одеяло и обнял горячее тело. Она потянулась во сне, сладко улыбнувшись, я раздел ее и целовал, пока у меня не закружилась голова. В квартире было пусто, никто не мешал, и не нужно было скрывать свои голоса, чувства, даже скрипа постели, которого на этот раз никто из нас не замечал.
Я лежал, насытившись, раскинув ноги, прикрывшись простыней, и отдыхал в каком-то потустороннем мире. Жена уснула, ее темные волосы блестели на молочном шелке постели, и я невольно подловил себя на мысли, что впервые за очень долгое время это был не просто физиологический акт, а нечто большее. Утруждать себя мыслями по этому поводу я не стал, закрыл глаза и задремал.
Через неделю я вернулся на свое рабочее место. Полон сил и желания жить, творить, работать и получать за это компенсацию в виде денежного эквивалента. Мария не отходила от меня ни на шаг. Всячески давая понять, что готова выполнить любую мою прихоть. Я перестал чураться ее внимания и наслаждался сложившейся вокруг меня ситуацией. Вечером подвозил ее к дому и, развернувшись, ехал в противоположную сторону к семье. По сути, я не знал, зачем и для чего все это. Я не был влюблен, не потерял голову от безумных чувств. Только по истечению многих месяцев понял, что это был акт глупости, собственно – скуки. Хотелось размешать этот надоевший семейный коктейльчик чем-то покрепче. А ведь мне и в голову тогда не приходило, что я мог добиться этого другим способом. Что сам был виноват в этой прелой жизни, которую собственноручно сотворил. Что мне мешало собрать семью и отвезти отдохнуть? Благо финансы позволяли. Надоевший интерьер можно было с легкостью сменить, и не ставить это в вину людям, которые кроме добра и любви ничего моей душе не приносили. Я поступил иначе, выбрал путь полегче, не требующий усилий. В этот момент я считал, что моя жизнь должна быть строго разграничена: работа – дом. И в доме я не собирался думать и задаваться вопросами. Мне и в голову не приходило, что это спокойствие обеспечивал близкий человек, который, любя, создал оазис в неспокойном море.
Когда в очередной раз я подвез Машку до дома, она призывно улыбнулась, и с ее уст, накрашенных ярким блеском, слетела фраза:
– Зайдешь? Я сварю тебе чудесный кофе.
Я скупо кивнул и вышел из машины. Открыл ей дверцу и она, выпорхнув, обдала меня запахом цветочных духов. До квартиры дошли молча. Друг на друга не смотрели. Маша открыла дверь и дежурно бросила: «Вот мой дом». Кофе мы действительно выпили, потом она обняла меня сзади, целуя спину, и я, поддавшись, решил – будь что будет. Мы легли на мягкую постель в ее спальне, и в какой-то момент я даже почувствовал, что те струны моей души, которые скучали по этой «грязи», были рады и в удовлетворении успокоились.
Как только Маша хотела поцеловать меня в губы, я ускользал. Что-то вроде брезгливости висло надо мной хлыстом. Ну не мог я вот так, сразу, всосаться в нее пылесосом. Это можно было бы сравнить с тем, что вы пришли в гости к неопрятным соседям. Вам наполнили суповую тарелку доверху, но вы не можете даже хлебнуть оттуда, потому как, имея немного фантазии, догадываетесь, из чего варился супец, и чем мыли эту посудину, в которой он сейчас находился. Конечно, Мария не являлась неопрятной соседкой, но тем не менее. Ее молодое тело возбуждало, она извивалась как змея, и я невольно поддался желанию овладеть этой девушкой. Грубо притянув ее к себе, толкнул на постель. Она в эйфории вытянулась, маня за собой, и закрыла глаза…
Я курил, лежа в постели, и как нашкодивший пацан усмехался мысли о том, что Алла в жизни бы не позволила мне портить дымом ее легкие и накрахмаленную тюль в нашей спальне. Машка взяла из моих пальцев сигарету и, затянувшись, пустила дым колечком. Растрепанная, с пунцовым лицом, она уже не казалась мне совсем чужой. Девчонка положила мне голову на плечо, и мы задремали. Какие-то странные сны витали в моем сознании. Честно говоря, я вообще забыл, когда мне в последний раз снилось что-то внятное с сюжетом и, чтобы проснувшись, вспомнил так четко, словно все случилось на самом деле. А приснился мне мой дед с седой как лунь бородой.
– Что ты хочешь? – спросил он меня и я, не задумываясь, ответил:
– Денег…много денег.
Дед протянул мне ладонь, на которой лежали три монеты – две золотые, в диаметре двух рублей, и одна толстенная – большая, пятирублевая. Я, конечно же, протянул руку за последней.
– Ты неправильно выбрал. Это не золото – это медь, – предупредил меня дед. – Вот золото.
Он протянул мне две двухрублевые монеты, но я не стал менять своего решения. Дед вздохнул и исчез, а я проснулся от телефонного звонка. Посмотрел на дисплей и нахмурился. Звонила Алла. Я не взял трубку. Натянул брюки, клацнула пряжка. Маша проснулась, открыла глаза и сонно уставилась на меня. Казалось, она удивилась тому, что я ухожу. Молча одевшись, вышел в темный коридор и наконец позвал ее по имени.
– Я ухожу, меня дома ждут. – Отрывисто ответил на ее вопрошающий взгляд. Маша молчала. «А на что она собственно рассчитывала? Я ничего не обещал».
На улице мелко моросил дождь. Настроение было препаршивое. Я дал себе зарок не появляться здесь больше, мало-мальски успокоил совесть, завел машину и газанул оттуда, словно за мной черти гнались.
– Боже мой, я так переживала! – жена кинулась мне на шею. – Почему ты не предупредил, что едешь? Почему не отвечал звонки?
– Поставил телефон на беззвучный режим. Не переживай, все нормально, только устал как пес.
Глаза у меня действительно были воспаленными и красными. Алла заметила это и захлопотала на кухне.
– Ты голоден?
– Да, – кивнул я и зашел в ванную. Посмотрел на себя в зеркало и невесело улыбнулся своему отражению. «Вот, Аллочка, глупая девочка, поверила в самую кривую холерную ложь…» Я смыл под душем запах другой женщины и почувствовал себя чистым, словно младенец. Вышел и от души поцеловал жену в губы. На столе уже ждал ужин: жареное мясо с кольцами лука, запеченный картофель, салат из овощей. Я вспомнил прогорклый кофе Марии и накинулся на еду как волк.
Сын, вернувшись домой, порадовал меня успехами в школе. Я размашисто расписался у него в дневнике под пузатыми пятерками. Конечно, это могла сделать и сама Алла, но мудрая женщина отдала эту честь мне как отцу семейства, как хозяину дома. Вечер прошел тихо и спокойно. Я устало поднялся с дивана и направился в спальню. Жена последовала за мной. Расстелила постель, включила ночник. Я с наслаждением лег и потянулся. «Как хорошо!» – вырвалось у меня. Алла разделась и легла рядом. Она гладила мою шею, лицо, пытаясь разбудить во мне желание, а я уже дремал. Мне ничего не хотелось и тем более любовных утех. Я повернулся к ней спиной и, пробормотав про свою усталость, закрыл глаза и фактически затылком почувствовал ее удивление. Сегодня была пятница, и за неделю накопившееся желание должно было выплеснуться именно этим вечером – негласное правило было нарушено впервые за много лет. Да, здесь было чему удивиться. Я вспомнил сегодня свое похождение и нехотя развернулся к жене. Противно скрипнула кровать. Притянув Аллу к себе, я крепко обнял ее и, опираясь только на ее страсть, совершил «контрольный выстрел». Мы поцеловались, и я уже на законном основании уснул, чувствуя, как жена перебирает тонкими пальцами мою шевелюру.
Как ни хотелось мне без эксцессов провести завтрашний и последующие рабочие дни, но ничего не получилось. Как только Мария поняла, что я не проявляю к ней повышенного внимания (а по ее представлению я должен был подмигивать ей, шлепать по попе, проходя мимо), нос ее тут же зашмыгал, глаза покраснели, и целый день она лишь грустно кивала на тревожные расспросы сослуживцев, мол, все хорошо. Честно говоря, я почувствовал себя подонком, и в конце рабочего дня вызвал Марию к себе в кабинет. Рассудком понимая, что не следует продолжать эту глупую ситуацию, надо рвать на корню именно сейчас. Тупиковые отношения, которые ни к чему не приведут, тем не менее, не знаю, чем я думал в тот момент. Она вошла, театрально ломая руки, и, присев на край кресла, тут же речитативом заговорила.
– Я все поняла, можешь ничего не объяснять. У тебя крепкая семья, я просто была так…
– Я не хочу тебя обманывать. Сегодня выпишу тебе премию, сходи по магазинам, купи себе что-нибудь…
«Мужчины мыслят проще. Я это проанализировал долгими ночами, лежа в своей постели, притворяясь спящим, когда думал, как мне разрубить это Гордиев узел. Если мы хотим скрыть что-то, то врем напропалую, иногда даже не зная, для чего именно. К примеру, стоим в пробке, отвечаем на звонок жены, любовницы, в общем, женщины, которая «заработала» право контролировать тебя, и обманываем, что в этот момент на совещании или «на ковре» у директора. Зачем, спрашивается? А чтобы жена либо почувствовала твою значимость, либо тревожилась за тебя. Логическая цепочка мысли у нас короче, чем у женщин. Я долго не мог понять, почему лучшую подругу моей жены, Огрину Свету, девчонки зовут Валей, и когда Алла объяснила мне, чуть не надорвал живот от смеха. Кличка прошла за ней со школьной скамьи: Огрина – вызывает ассоциацию с огурцом, огурец зеленого цвета, а что у нас самое популярное зеленого цвета? Доллар. А доллар – это валюта. И, собственно, здравствуй Валя. Вот так вот. А еще я понял, что если женщина захочет обмануть, то никто и никогда не узнает истины. Единственный шанс докопаться до правды – это подруги жены. Они обычно знают все о твоей благоверной и о тебе самом: когда ты в первый раз выпил свои таблетки от простатита, сколько ты «можешь за одну ночь», как у тебя с прелюдией. Одно только они не открывают подружкам-сорокам. Размер твоего члена. Вздохни спокойно, но это не из этических соображений и не от любви к тебе, просто любая Вера, Катя, Лена – потенциальная соперница, беспрепятственно вхожая в ее дом. А вдруг решит распробовать агрегат?»
Маша не взяла денег, и это вызвало у меня беспокойство. Что выкинет эта девчонка? Я переживал, но не долго. Через несколько дней она успокоилась, и я вздохнул с облегчением. Мария снова превратилась в ту сердцеедку, которая уверенно цокала на высоких шпильках по офису и мило улыбалась, сверкая отбеленными зубами. Дома у меня все стало как нельзя лучше. «Попробовав» другую женщину и сравнив ее с женой, которой до этого момента я оставался верен, у меня больше не было желания тревожить свою душу опасениями, будить совесть, которая оказалось на редкость занудной. Я умерил свои требования к домашним и на выходные отвез семью за город. Алла расцвела. Она порхала по санаторию в новом атласном платье, которое словно струи дождя обхватывало ее фигуру. И выглядела она так аппетитно, что мне пришлось отгонять от нее двадцатилетних ухажеров. После бурных выходных работа не казалась мне в тягость, все встало на свои места, но я все же старался обходить Машку стороной. Но через несколько дней я снова сглупил и, как следствие, погряз во лжи. Посреди рабочего дня соседи Марии оповестили ее о том, что квартира ограблена. Я, конечно, тут же отпустил ее и даже забыл про инцидент, пока Маша сама не позвонила мне на сотовый телефон. Мой номер знали все, включая ночного сторожа, поэтому мне не привыкать к звонкам с незнакомым абонентом. Я взял трубку и минуту слушал только сдавленное женское рыдание. На ум сразу пришла Алла. Сердце дернулось: что-то с сыном. И когда наконец-то Машка членораздельно заговорила, я даже обрадовался и начал ее утешать.
– Ну что там?
– Они утверждают, что я сама подстроила, ведь у меня страховка, а бабушкиного браслета нет, украли…что дела-а-ать?
Я все понял. Ситуация случилась точно, как у меня два года назад. Нашу квартиру обчистили, когда мы всей семьей ушли на школьный новогодний вечер сына. Приехала милиция и, узнав, что мое имущество застраховано, стали смотреть на меня как на вора-рецидивиста. В нашей стране везде видят подвох, и не будь я юридически подкован, ни копейки не отсудил бы. Случай знаком. Я что-то нерешительно промычал, слушая ее плач в трубке, потом четко сказал: «Жди, сейчас приеду». Взял из шкафа пиджак и вышел на стоянку.
Машка кинулась ко мне как к единственному спасителю в этом мире. Не буду скрывать, мне это польстило. Я отправил ее на кухню, а сам пошел разбираться с нашей доблестной милицией, представившись юридическим консультантом этого длинноногого мелированного чуда с третьим размером шикарного бюста. Формы Марии не оставили равнодушными милиционеров, и настроены они были явно не агрессивно. Через некоторое время мне стало ясно, кем был в этой игре я. Ставки сделаны, господа, ставок больше нет.
Когда все вышли, захватив с собой протоколы и бумаги, пропахшие дешевым табаком, Машка со страдальческим выражением лица стала разбирать разбросанные вещи. Я решил уходить пока не поздно, но и тут просчитался. Она неловко упала на постель и разрыдалась. Потом у нее закружилась голова, и от меня потребовался стакан воды. За окном уже смеркалось. Алла звонила два раза, и я не решился ответить, а вдруг эта хитрая девчушка откроет рот не вовремя. Я хотел быть вежливым и скупым на посулы, решил, как только Машка поймет, что все без толку, то больше этих ловушек ставить не будет. Когда я вернулся в спальню, она разговаривала по телефону. Эта дьяволица просила своего дружка приехать к ней и остаться на ночь. Я почему-то разозлился. Ну и звала бы своего Ромео, когда здесь милиция сидела. Машка виновато улыбнулась и извинилась за неудобства. Я чертыхнулся в душе. Стараясь не выдать гнев, взял свой портфель и направился к двери. На полпути меня остановили ее слова, брошенные пустым тоном.
– Евгений Дмитриевич, выпишите мне, пожалуйста, премию, сейчас деньги не помешают, а для вас это пустяковое дело.
Я словно натолкнулся на стеклянную стену, развернувшись, увидел ее стоящую в дверях спальни абсолютно нагую. Маша накинула на голое тело халатик и прошла мимо, прижав меня к стене.
– А что, Ромео не тянет тебя в финансовом плане? – повелся я как глупец, меня обуяло бешенство. Она молчала. Я в секунду бесшумно пересек коридор и, зажав ее волосы в своем кулаке, заставил Машу пригнуться и сесть передо мной на колени. Она рассмеялась мне в лицо, халат сполз с белых плеч, и опять моя вторая поганая сущность вылезла наружу. Я захотел овладеть Машкой прямо здесь, в узком коридоре, на полу, чтобы эта бестия знала свое место и кто хозяин положения. Наверное, если бы в тот момент меня сняли на видео, я бы сам себя не узнал. Машка тяжело дышала на полу, я поднялся, швырнул ей халат и, застегнув молнию на брюках, прошел на кухню. Достав початую бутылку водки из ее бара, налил себе половину стакана и махом выпил. Она вошла следом и протянула мне свой бокал. Я и ей наполнил его доверху. Через полчаса мы, опьяневшие, сидели за столом и поливали друг друга отборным матом. Я наотмашь ударил ее по лицу, меня затошнило. Усилием воли поднял свое обмякшее тело с табурета и, никак не отреагировав на ее пьяное протяжное «Куда-а?», выполз из этой квартиры.
Да, вот так мы живем, блудим, лжем людям, которые молятся за нас денно и нощно. Ставим в приоритеты вещи, которые не дороже асфальтной пыли, и тогда Судьба сталкивает нас лбами с действительно страшной ситуацией. И наступает время сбора камней.
Однажды вечером я сидел в кругу своей семьи после сытного ужина. Телефон завибрировал, и с Машкиного номера мне была прислана ее фотография. Она лежала в ванной, доверху наполненной водой и пеной, с бокалом вина в руке. Я не на шутку обозлился, удалил сообщение, мысленно представляя, как завтра с утра втащу ее за шиворот в свой кабинет и вдарю по шее. Не получив ответа, она снова отослала сообщение, на этот раз обнаженной в спальне. Я с каменным лицом, чтобы не провоцировать домашних на вопросы, совсем выключил телефон. На тот момент мне и в голову не могло прийти, что Алла много позже увидит не только это сообщение Машки, но и три последующих, которые та в сердцах отправила, кляня меня за молчание.
Утром я проснулся, и на столе меня не ждал мой привычный завтрак, давно ставший традицией. Удивлению моему не было предела. Алла спала в комнате сына, обняв его ноги. Когда я позвал ее, проведя ладонью по нежной щеке, она дернулась, словно ей было гадко. Сбитый с толку я вышел из спальни, и за мной вслед полетел мой мобильный телефон. Мне стало не по себе. Я все понял. И когда тихо сев на кухне, выключив свет, и просмотрев все пришедшие за ночь фото и сообщения от Машки, мне почти физически стало плохо. Разбираться с Аллой сейчас было бесполезно. Что я мог сказать ей? Все было понятно. Машка постаралась и зрительно и словесно донести всю правду-матку. У меня пересохло в горле. Вот сейчас из комнаты выйдет Алла: что сказать? Как в глаза посмотреть? Я схватился за голову и, быстро переодевшись в закрытой на щеколду ванной, выбежал из квартиры как ошпаренный кипятком нашкодивший кот.
Я ехал на работу, и только одна мысль толкала меня неведомой силой. Ей богу, готов был свернуть этой пьянчужке шею и заставить ее позвонить моей Алле и рассказать басню об ошибочном адресе, алкогольном мареве, о чем угодно, но только чтобы все вернуть на круги своя. Моему разочарованию не было предела. Машка не явилась на работу. Мне пришлось ждать обеденного перерыва, чтобы подъехать к этой мнимой больной на дом и совершить намеченный план. А до этого? Что можно придумать? А если Алла позвонит и потребует объяснений.
Я словно заморенный жук копошился у себя в кабинете, когда вошел мой старинный друг Витька Горин, с которым мы проработали бок о бок больше десяти лет. Не одиножды рявкнув на подчиненных, я-таки добился, чтобы нас не беспокоили, и по-напускному весело рассказал другу утреннюю историю. Виктор оказался расторопнее меня и тут же нашел выход из положения. Сначала, конечно, он посмеялся над моим «непрофессионализмом», но тут же приправил горькую пилюлю дельным советом.
«Во-первых, никогда не признавайся в измене, даже если любовница звонит твоей жене и утверждает, что спит с тобой, пока та стирает тебе носки. Все равно жить вместе будете, я тебя уверяю, просто останется этот гниющий осадок и при каждом семейном споре будет всплывать и невыносимо смердить. Еще твое признание натолкнет ее на мысль, что ей тоже захочется пофлиртовать с мужчинами, она даже может завести интрижку, и ты, дружок, уж точно не узнаешь об этом. Зато она, даже любя тебя, будет тем самым тешить свое самолюбие, мол, 1:1. Говори все, что угодно: что эта баба психопатка, которая достала тебя своими звонками и намеками на постель, что она надоела тебе как жирный слепень в жару. Говорю тебе, женщина склонна верить мужчине, с которым прожила долгое время и к тому же имеет общих детей. Главное при этом говорить уверенно и смотреть ей в глаза. Только не тихо и не мямли, а то она подумает, что ты извиняешься. Говори четко, словно ничего не произошло. А с твоей пассией тоже надо разобраться: хочешь держать ее, то объясни, что семья всегда будет на первом месте, и не надо лезть, ты сам позвонишь, когда будет нужно, и щедро отблагодаришь за терпение и ласку. А если она набивается только в жены, то это уж ты сам решай. Но зачем тебе опять эта тягомотина: свадьба, рождение ребенка, сопли, подгузники? Ты свое уже недоспал. Не советую возвращаться к началу и бежать круг по-новому. Даже если твоя кобылка побрыкается неделю, потом все равно позвонит, и начнется любовь. Потому что каждая баба в итоге надеется, что завлечет и захомутает, но при этом ты чист: ничего не обещал и, мало того, предупреждал о своих приоритетах».
– Ну а с смс-сообщениями что делать? Они-то существуют.
– Бери свою коняжку за хохолок, и пусть со слезами извиняется. Бабы – дуры. Алла никогда не поверит, что от тебя любовница сама отказывается. Пусть звонит с того номера, с которого отправляла сообщения.
Слова Витьки подбодрили меня. Я схватил с подлокотника пиджак и кинулся к двери, намереваясь провести обеденный перерыв не за приемом пищи. Машка открыла дверь не сразу. Бледная, растрепанная, как я и предположил, она вчера перебрала спиртного.
– Ты чего натворила, бестолочь? – с порога, стиснув зубы, прошипел я. Утреннее желание свернуть ей шею только возросло. У меня даже руки тряслись от бешенства. А это чудо даже не помнило, что произошло. А может, просто притворялась. Я был зол, как черт. Вправив ей мозги и проинструктировав на дальнейшие совместные действия, вышел из подъезда, громко долбанув железной дверью. На улице выдохнул в успокоении.
Алла встретила меня ненавидящим взглядом и кучей полусобранных чемоданов с вещами и домашней утварью. Я напустил на себя безграничное удивление.
– Что происходит, родная? – я сел на диван, наступив ботинком на кепку сына.
– А ты не знаешь, святоша? – Алла в бешенстве швырнула в меня своим платьем.
– Потрудись объяснить! – я уже начал орать на нее скорее не от актерских своих способностей, а от того, что сам трясся как заяц.
От такой наглости Алла остолбенела, с минуту она стояла, словно ее ударили, потом молча залезла в карман моего пиджака, вытащила телефон и, найдя в нем фотографии от Машки, ткнула мне под нос.
– Этого хватит?
Я спокойно взглянул и снова отдал ей.
– Звони.
– Куда?
– На тот телефон, откуда это прислали, я знать не знаю, кто это.
Алла расхохоталась мне в лицо.
– Это поэтому ты сбежал из дома, даже не умывшись?
– А что мне надо было делать? Тащить тебя за волосы из комнаты сына и устраивать перед ним разборки? Тем более я вообще не понял, в чем здесь дело.
Мой спокойный голос сбил жену с толку. Она смотрела на меня, и в ее глазах блестели слезы. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Звони. Я правда не знаю, кто это. Какая-то ненормальная звонила мне пару дней назад, со своими претензиями, наверное, это она и есть. Чокнутая! Никак не отвяжется.
– Хорошо. – Алла села напротив и, достав из сумочки свой телефон, стала набирать Машкин номер.
– Ты с моего звони, – обеспокоенно вставил я, но она отрицательно качнула головой.
Машка бодреньким голосом ответила на звонок жены. Похмель как ветром сдуло. Алла напряглась и негромко, но четко начала разговор.
– Здравствуйте. Мы здесь с Евгением Дмитриевичем очень серьезно поговорили и решили, что он будет жить с вами. Он вас любит. Вы молодая, красивая, я не буду вам мешать.
У меня сердце упало. Голова закружилась, и когда Машка ответила, я провалился в другое измерение.
– Правда? Вы так решили?
У Аллы осип голос, но она продолжила.
– Да, я не имею права мешать вам, он свободный мужчина, я желаю ему счастья.
На том конце расплакалась Машка. Уж чего-чего, этого я вообще не ожидал.
– Спасибо, спасибо вам, вы мудрая женщина. Я, правда люблю его очень. Поймите, я не со зла.
Алла сгорбилась. Лицо потемнело. Она отключила телефон и бессильно облокотилась на спинку кресла.
Все. Это был конец. Я бродил по пустым комнатам, так и не сняв обувь, шаркая ботинками по оборванным листам книг, вещей, разбитой впопыхах посуды. В комнате сына остались только висевшие на стенах постеры. Алла собрала почти все вещи и уехала к матери. Да, я пытался остановить ее, даже перекрыл собой входную дверь, просил прощения, взывал к ее рассудку подумать о сыне. Она только горько усмехалась и продолжала собирать вещи.
Уже стемнело, телефон постоянно вибрировал на столе, я так и не вернулся на работу. Меня обыскались. Когда в невыносимо чернющей квартире стало совсем плохо, я загреб с журнального столика ключи от машины и вышел, закрыв за тоскливо-холодным коридором тяжелую дверь. Я поехал к Машке, благо там меня всегда ждали.
Ночь я встретил весело. В шелковых простынях, пропахших французскими духами. Обставленной по бокам кровати едой и спиртным. Мы ели, пили, занимались сексом и снова ели и пили. Мозг отключился и напрочь перестал работать. Я превратился в орангутанга, бегающего в плавках за пьянющей молодой девкой. Она тыкалась головой в стены, взвизгивала, задыхаясь от смеха, когда я ее настигал, и снова вырывалась и бежала прочь. Едва ли вспомню, как уснул.
Впервые в жизни я пропустил рабочий день без уважительной причины. Встал наутро с такой тяжелой головой, что впору было сравнить ее с чугунком. Рядом спала Маша, накрывшись одеялом. Простыни под нами не было, везде валялись остатки еды, грязные бокалы, кожура фруктов. Внезапно вспомнил, как вчера, уходя, Алла сказала, что утром вернется домой за остатками своих вещей. Она попросила меня не присутствовать дома в это время. Я сорвался с постели и бросился в ванную. Наскоро ополоснувшись, вытерся полотенцем и побежал одеваться. По дороге позвонил на работу и, сославшись на вновь проявившуюся аритмию, взял пару дней выходных. По-напускному бодро открыл дверь своего разоренного гнезда, и на меня словно пахнуло холодом и одиночеством. Квартира была пуста. Никого не было. Я осунулся, в секунду невыносимая усталость сковала тело, невозможно было руку поднять, так и просидел в кресле около часа. Еле поднявшись, дополз до кухни, открыл холодильник и, вытащив бутылку пива, по студенческой памяти открыл крышку об край стола. Хлебнув холодного, опустился по стене и, сев на цветастый коврик, уронил голову на плечо. Мой телефон звонил, не переставая. Машка, видимо, проснулась и искала меня. Я отключил входящий звонок и стал названивать жене. Сначала она вообще не отвечала, а потом и вовсе отключила телефон из сети. Чертыхнувшись, поднялся и поехал в свой вертеп. Пережидать ночь в разграбленном семейном очаге сил не было: грызла совесть и воспоминания душили. По дороге к Машке раз двадцать звонил сыну, он ни разу не ответил, а после, час спустя, прислал мне смс-сообщение. Я прочитал и едва сглотнул слюну в сухом горле. Двенадцатилетний мальчик написал, что он как мужчина не уважает меня и просит больше не звонить. Может быть именно в этот момент я по-настоящему понял, что потерял…
– Какое сегодня число? – я еле поднял голову с подушки. Машка, ухоженная до кончиков ногтей, стояла и смеялась мне в лицо. Я три дня беспросветно пил и все-таки достиг многого. Например, выписал распоряжение перечислить Марии крупную премию, которую она с удвоенной скоростью уже успела отвезти в бухгалтерию. Согласился, бог мой, обчистить свою кредитку, и результат этого лежал передо мной на постели в виде новых кофточек, нижнего белья и ювелирных украшений. Я ровным счетом ничего не помнил. Это был определенный дебют. Новая ступень моей жизни. Начало конца.
Побрив опухшее одутловатое лицо, более-менее стал похож на человека. Через час уже караулил сына у школьного двора. Он вышел, держа в руке рюкзак, но заметив, что я стою и курю возле ворот, забежал обратно в здание и не выходил до тех пор, пока я не отъехал. Увидев, как он осторожно оглядывается, у меня сердце заныло, я газанул оттуда и поехал куда глаза глядят. Вернулся к Машке ночью. Она обозлено встретила меня на пороге, и речитативом понеслась ее неласковая речь. Я развернулся к двери и собирался было уйти, как она схватила меня за рукав и потянула обратно. Усмехнувшись, поддался и погрозил ей пальцем, мол, уйду, если будешь пилить: и как бальзам на мое самолюбие – ее испуганный взгляд.
Моя жизнь покатилась по наклонной. Проблемы начались с работы, меня едва не выгнали с позором. Я с трудом подговорил своего лечащего врача выписать мне справку о том, что все это время я проходил усиленную терапию из-за слабого сердца. Меня восстановили в должности, но я понял, насколько хрупко мое положение, и как мало ценятся прошлые заслуги. Вскоре мы с Аллой развелись, и Машка решила «выпить» мои последние мозги, пытаясь снова затащить меня в ЗАГС. Последним аргументом стала ее беременность. Если честно, я был ошарашен, у меня и мысли не было связывать с ней жизнь и тем более растить детей. Но Маша, увидев мои метания, поспешила заверить, что ребенок не будет мне обузой. Она родит независимо от моего желания, ей нужен ребенок от любимого – то бишь от меня. Эти слова подкупили: я ничем не обременен, и если хочет рожать, пусть рожает, мне без разницы.
Однажды вечером в пятницу мы с Машкой отдыхали в ночном клубе. Вернее расслаблялась она, заливая моего ребенка экзотической коктейльной дрянью. Ее живот еще не выпирал, но уже округлился, и я даже чувствовал некие приливы нежности, поглаживая и целуя его. И вот сейчас будущая мамаша дрыгала ногами, мелькая на танц-поле с бокалом в руке. Я сидел в темном углу и со стороны наблюдал за бесившейся молодежью. Взяв с собой коктейль, направился на другой танц-пол, где играла спокойная музыка, девочки танцевали стрип-денс. Я сел в мягкое кресло и расслабился. Осмотревшись, встал и подошел к сцене. Сунув в трусики молодой танцовщице купюру, хотел было уйти, как вдруг словно остолбенел. Моя Алла сидела с мужчиной, прислонившись к его плечу, и медленно пила шампанское из пузатого бокала. Я напряг свое зрение, боясь ошибиться. Сомнения улетучились, это была она! Какая-то неведомая сила толкнула меня к ней, секунда, и я стоял прямо напротив их столика и смотрел бывшей жене в глаза. Ком стоял в горле, ноги подкашивались. Глупая, очень глупая ситуация, но я стоял и смотрел на нее. И тут почувствовал, как же мне больно на самом деле, как плохо, как скучаю по сыну, который видеть меня не хочет.
– Здравствуй, Алла, – еле выдавил я из себя.
Она посмотрела словно сквозь меня и, поднявшись, взяла своего спутника за руку. Они пошли прочь, не оглядываясь, словно от прокаженного. Переведя дух, вернулся в зал, где танцевала Машка, но нашел я ее в маленьком коридорчике между биллиардной комнатой и туалетом. Она целовалась с каким-то вдрызг пьяным парнем. Меня это не задело. Ничуть. Я даже не пикнул и тихо, чтобы не помешать, вышел оттуда и, сев в машину, поехал домой.
Три дня разгребал бардак, творившийся в моей квартире после ухода Аллы. Поставил все, как было раньше. Через месяц ушел в честно заработанный долгожданный отпуск. Решил уехать куда-нибудь, где солнце светит ярче, звезды ближе, и небо голову подпирает. Холостые друзья тянули на юг, но перед самым отъездом отказался. Решил, во что бы то ни стало вернуть сына. Поехал к дому тещи (кстати, бывших тещ не бывает, ненависть в их глазах не уменьшается даже после того, как разведешься с их кровиночкой, оставив ей все до последней копейки), караулил сына больше трех часов, сидя на скамейке в беседке. Когда все-таки он появился в дверях, я весь напрягся, испугался, что он снова убежит от меня, даже не поговорив. Я позвал его. Сын остановился и испуганно посмотрел на меня, а потом вдруг пустился прочь. Не помня себя, кинулся за ним. Он отбивался, кричал, а я обнял его крепко-крепко и вдруг почувствовал, как он весь обмяк, опустил кулачки и заплакал. Так мы и стояли посреди бульвара, на нас оглядывались прохожие. Я встал с колен, отряхнул брюки и, обняв сына, пошел с ним сам не зная куда.
Я твердо решил вернуть Аллу и сына, вернуть семью, пусть даже на том условии, что Алла будет встречаться на стороне с другим мужчиной, главное, чтобы мы были вместе. Ради ребенка. Но на самом деле я знал, что просто не смогу жить без них, и предлагал эти бредовые варианты, словно соломинку бросал, желая вылезти из этого болота. И она согласилась жить со мной ради сына. Мы не афишируем отношения на стороне, бережем покой ребенка, воспитываем, даем достойное образование. Я могу сколь угодно бегать по другим женщинам, Алла тоже будет в свободном положении, но для всего мира, общества, соседей по лестничной клетке мы – семья. Со своей стороны Алла пообещала мне свое уважение, о большем я ее просить не мог. Казалось, я сорвал джек-пот. Свобода холостого мужчины в миксе с домашним уютом и любимым сыном, которого я обожал. Но радоваться не хотелось. Угнетали сказанные Аллой последние слова: «Без претензий». Я чувствовал, что так жить с ней не смогу. С Машкой все по-другому. Я знал, что она параллельно жизни со мной может спать с другими мужчинами, знал, что она «обчищала» мои карманы, когда я валялся пьяный на ее постели. Это другой сорт женщин, более низкой пробы. Я даже не задумывался над темой ревности, живя с ней. А вот с Аллой я так жить не смогу. Тем не менее, не стал ей об этом говорить, боялся, что сломаю зыбкий мир и нацепил маску спокойствия.
Еще один камень прямо в голову запустила судьба, когда мне позвонили из роддома и сообщили, что Машка родила девочку, недоношенную, шестимесячную, и, написав отказную, сбежала, оставив заведующей отделения номер моего телефона. Ночь я не спал, втайне надеясь, что может дочь не моя. Анализ генетика должен был все расставить по местам. На следующий день с утра поехал в роддом. Да, у меня была мысль закрыть, забыть, сделать вид, что ничего не произошло. Я помирился с Аллой окончательно. Сегодня она поедет в магазин выбирать обои для квартиры. Ей хотелось сделать ремонт, чтобы не возвращаться в обстановку, где ее предали, где ей было так больно. Я согласился. Трудно начать новую жизнь, постоянно спотыкаясь о грязные тряпки прошлого. И как теперь сказать Алле, что у меня есть дочь? Да она просто развернется и уйдет, и я уже никакими молитвами ее не верну.
Надев халат, сняв обувь, вошел в отделение новорожденных и недоношенных. Строгая стерильность. Почти на каждом шагу емкости для протирки дезинфицирующим средством именно той или иной поверхности. Я внутренне содрогнулся. Через несколько минут в свой кабинет вернулась заведующая, на редкость интеллигентная красивая женщина лет сорока. Она посмотрела на меня понимающим взглядом и пригласила присесть. Я словно матери рассказал ей все, как есть. Что-то было величественное и спокойное в ее осанке, взгляде, будто передо мной икона. Я опустил голову и был готов к бичеванию.
– В общем, не буду скрывать, положение ребенка тяжелое, – начала она, и мое сердце заколотилось где-то в горле.
– А что? Что с ребенком?
– Вес очень мал. К тому же ножки девочки парализованы, присутствует гидроцефальный синдром. В общем, подождите минуту, я переоденусь в стерильный халат и проведу вас.
Я шел по коридору как на казнь. Из всех углов на меня испытывающим взглядом смотрели санитарки и медсестры. Анализ показал, что я действительно являюсь отцом этого ребенка на 99%. Надежда на то, что это не моя дочь улетучилась.
В светлой палате стояли три пластиковых кувеза, в которых лежали до ужаса крохотные тельца новорожденных, все в трубочках. Я судорожно сглотнул от такого зрелища и, наверное, в моем взгляде были отражены все мысли как в зеркале. Врач подошел к крайнему кувезу и пригласил меня подойти ближе. Я начал осознавать, что этот маленький зародыш и есть моя дочь. Она лежала недвижимая, с закрытыми глазами. Невероятно страшненькая, с тоненькими ножками, с мой указательный палец, и с огромной, нереально большой головой в синих венах. И вот это тельце было живым. Дышало. Почва ушла у меня из-под ног, я едва не рухнул на пол. Заведующая, казалось, превратилась в священного карателя. Она негромко вывела приговор.
– Девочка больна и требует колоссального ухода. Хорошо подумайте, я не имею права скрывать истинное положение вещей.
– А это точно известно, ну, что она парализована?
– Ножки – да.
– А так не скажешь, – еле прохрипел я.
– Природа умна, она всегда дает шанс выжить всем, даже самым обреченным детям. Вот сейчас малышка такая маленькая, и изъяны не видны. Представьте себе парализованную девушку в инвалидной коляске. Это и есть правда.
– Она будет умственно отсталой?
– Скорее да, чем нет, – твердо отвечал мой судья, смотря мне прямо в глаза.
– А если я откажусь?
– Ваше право.
– А куда потом ее?
– В дом инвалидов, а там она вряд ли долго протянет. Вы ведь наслышаны о подобных наших заведениях, нормального ухода там нет, и не будет. Она погибнет.
– Можно мне подумать? – словно школьник промямлил я.
– Конечно. Девочка еще два месяца пробудет в нашем отделении. Надо набрать вес, полностью обследовать, работы много.
Я попрощался и вышел из отделения, прошел мимо главного здания роддома и встретил на пути веселую процессию. Счастливые родственники встречали новоиспеченных родителей. Отец гордо держал в руках завернутый сверточек с голубой ленточкой. Молодая мама плакала слезами радости. Я шел им навстречу словно завороженный и, сильно споткнувшись, чуть не упал, потеряв равновесие.
Алла приехала из магазина на такси. Сумки были полны рулонами новых обоев. Она устало села на диван и закрыла глаза.
– Замоталась? – Я подошел к ней и сел рядом, обняв ее за плечи.
– Да.
– Пойдем, отдохнем, пока сын в школе, я тоже устал, глаза закрываются.
– Ты иди, мне еще многое нужно сделать. – Алла убрала мою руку со своего плеча и легко встала с дивана.
Я подложил себе под голову рулон и закрыл глаза, меня знобило, хотелось спать. Чуть позже, услышав, как Алла загремела на кухне посудой, почувствовав сладковато-пряный запах жареного мяса, я задремал в успокоении.
Каждый день я откладывал «на завтра» посещение дочери. Но приходило утро нового дня, и я трусливо искал себе оправдание в делах и работе. Что мне было делать? Как поступить? Я не знал. Не видел выхода. Бросить больного ребенка и знать, всю жизнь знать и помнить об этом – было бы невыносимо. Выжила она или нет в этом доме инвалидов? Умственно отсталая она или все нормализовалось? Но больше чем жалость к дочери и самому себе был страх потерять Аллу и сына. Я решил забыть обо всем. Этого не было в моей жизни. Это был страшный сон, который закончился и больше не повторится. Я пришел к решению и даже почувствовал себя спокойнее. На душе стало легко. Я решил сообщить о своем твердом намерении заведующей отделения по телефону. Она выслушала спокойно, и мне даже стало не по себе от ее молчания. Будто меня укоряли, не говоря ни слова. Неожиданно для себя я закончил разговор иначе.
– Лидия Михайловна, что нужно девочке пока она находится в больнице?
– Если у вас есть возможность, принесите подгузники для новорожденных, носочки, чепчики и распашонки. Они необходимы девочке.
Я радостно дакнул, хоть какая-то польза от меня, и решил купить все дорогое и красивое. В магазине для новорожденных я выбрал розовые пинетки с кружевами и помпонами. Эти вещи были малы и легко умещались на моей ладони. Мне стало горько, но я приказал себе не думать об этом. Набрался целый пакет вещей для малютки, купил даже больше, чем потребовалось, словно откупился. Лидия Михайловна встретила меня на пороге отделения, она торопилась, ее ждала машина. Сегодня ночью в реанимации скончался недоношенный младенец, и его отец, убитый горем, ждал врача. Заведующая кивнула мне и позвала старшую медсестру.
– Настя! Здесь папа девочки отказной, займись, пожалуйста. У меня нет времени.
Медсестра окинула меня недобрым взглядом и позвала за собой во тьму холодного коридора. Я шел за ней как грешник за святым старцем, а в голове шумело эхом: «папа девочки отказной»…
Меня привели в палату, и я с удивлением посмотрел в кувез. Голова девочки уменьшилась, затылок был в зеленке, она уже не казалась мертвым маленьким тельцем. Губки ее шевелились, словно причмокивали, щечки округлились. Я заметил, что на ней надета белая красивая распашонка с рюшами и чистые красные носочки.
– А кто это принес? – спросил я у медсестры, которая стала распаковывать коробку с подгузниками.
– Я принесла Настеньке – глухо отозвалась девушка, – пусть хоть тут поживет нормально, через месяц увезут в дом инвалидов и все.
– Что значит – все?
– Все! – Медсестра выпрямилась во весь рост и с вызовом посмотрела мне в глаза. Я устал от пререканий и отдал ей пакет с вещами.
– Вы девочку Настей назвали?
– Да. В честь меня назвали. Я за ней смотрю, независимо от смены.
– А ножки у нее действительно не будут двигаться?
– Нет.
– А что с головой? То есть, я хотел сказать, она все-таки будет умственно отсталой?
– Не знаю, это может показать только время, забота и работа.
Девочка зашевелилась и, словно потянувшись, сжав кулачки, сладко зевнула. Я поспешил уйти. Медсестра развернула новую одежду для Настеньки и удивленно повела бровью.
– Стойте! – Она тяжело бежала за мной из-за грузности тела. Я обернулся. – Девочка не так плоха, если у вас есть достаток, ее возможно поставить на ноги. Она может стать очень умненькой, главное терпение и любовь. Такие детки обычно упорны и трудолюбивы.
Я кивнул ей из вежливости и сбежал оттуда как черт от ладана. Теперь мои сомнения только усугубились. «А что если девочку и впрямь можно поставить на ноги? Эх, Машка, Машка! Сбежала как трусливая сука. Уехала из города, бросив работу, и в ус не дует».
– У тебя что-то случилось? – Алла тревожно заглянула мне в лицо. – По-моему ты весь горишь?
Я был рад проявлению ее человеческих чувств ко мне. Хотелось положить ей голову на колени и забыться.
– Нет, все нормально. – Я прошел в спальню, едва передвигая ноги, голова закружилась, и чтобы не упасть, мне пришлось сесть на пол. Алла подбежала ко мне, стараясь поднять мое обмякшее тело.
– Сейчас…я сам, сейчас. – Сделав над собой просто гигантское усилие, поднялся и упал на кровать. В глазах потемнело, я провалился в черную дыру и падал вниз.
Три дня я лежал с высокой температурой и бредил в забытье. Я как сквозь пелену видел Аллу и девушку в белом халатике. Чувствовал боль от инъекций и снова впадал в свой сумрачный больной сон. На четвертый день я смог открыть глаза, повернуть болевшие глазные яблоки, скосив взгляд в сторону. Шея не держала мою голову, и она тут же упала обратно на подушку, словно висела на нитке. С этого дня я пошел на поправку. Алла ухаживала за мной все это время, даже тогда, когда от пота и спиртовых обтираний от меня разило как от псины. Через два дня я смог встать на ватные ноги и дойти до кухни. Алла пекла пирожки. Она была такая миленькая в своем голубом фартучке, что мне захотелось прижать ее к себе.
– Ты встал? Как хорошо! Сейчас будем пить чай с пирожками.
Я сел за кухонный стол, упершись домашними тапками в его ножки.
Успокоение и слабость в моем больном теле все же постепенно начали тревожить ум и память. Проблема с дочерью, вернее, принятие решения, будет ли ее жизнь переплетена со мной и с моей семьей, вновь встала мне поперек горла. Решение пришло само собой. Я даже не ожидал столь скорой развязки. Причиной этому послужило удачное заключение сделки с крупной «таблеточной» фабрикой. Мои комиссионные с этого рекламного проекта были столь хороши и высоки, что мы всей честной мужской компанией отправились расслабляться. Алкоголь здесь сыграл немалую роль, потому как мы дали себе волю в тот вечер. Далеко за полночь меня привезли домой друзья, вернее притащили на себе как мешок с овощами. Витька прислонил меня у порога и поспешил удалиться. А я как беспомощный таракан, с глупой улыбкой на виноватом лице пытался встать на ватные ноги. Алла смотрела на меня, скрестив руки на груди, словно увидела что-то невообразимое. Мне было жутко стыдно. Я смотрел на нее, хлопая красными воспаленными глазами, пытаясь шире открыть слипавшиеся веки.
–- Женя…
– Прости меня, дурака, прости, Аля…
– Иди, тебе надо выспаться.
– Нет, я не могу спать…Я вообще не могу спать последние месяцы.
– Иди, не трогай меня, Женя, ложись в постель.
Я глупо ухмыльнулся и лег на коврик у порога.
– Иди, спи сама, я здесь останусь, здесь лягу. Я – собака. Спать буду там, где мне и по-ло-же-но!
– Ради Бога! Женя!
– Аля, если я лягу спать, мне опять будет сниться этот трупик в трубочках. Эта девочка, которую Машка-сука родила от меня. Она выбросила ее в больнице как кусок мя-яса. – Я выплюнул эти слова как яд гадюки, выплюнул на самого дорого для меня человека, но у меня больше не было сил тянуть эту ношу. Может, я слабак, и мне не нужно было распускать нюни по поводу какого-то там недоношенного полу зародыша, полу ребенка с огромной головой и ножками-палочками. Но я не мог иначе»…
Господь пожалел меня. Ровно через три недели после нашего разговора с Аллой, мы забрали Настю из отделения детской больницы. Чего это мне стоило? Поверьте, не так много, как моей жене. Несколько дней подряд я слышал по ночам ее плач в гостиной. Приглушенное рыдание в подушку. Я подошел и хотел обнять ее за плечи, но Алла соскочила с дивана и вцепилась в ворот моей рубахи, заглядывая мне в глаза.
– Объясни мне, за что? За что ты так поступил со мной?
– Алечка, тише, Аля…
– За что?! Я так старалась, чтобы и тебе хорошо…и сыну хорошо…. Все…все для вас.
– Прости меня.
– Как дальше жить, Женя? Ты сможешь спокойно жить?
– Аля, как ты решишь, так и будет. Если хочешь, мы забудем все. Ничего не было.
Алла запрокинула голову и расхохоталась.
– Значит, как я хочу? Значит, я засунула тебя в эти помои с головой, и теперь выбор за мной, да? Ошибаешься. Это твой выбор. Ты его сделал тогда, когда начал таскаться к своей девке. Просто поставил на одну чашу весов меня с сыном, но грудь, видимо, Машкина перевесила все!
«Да-а. Женщины действительно думают намного глубже, чем мы, мужчины». Я лежал в темной комнате с горевшей щекой от пощечины, которую Алла, не жалея сил, влепила мне сгоряча. «Какие весы? Я и не думал ставить жену и сына наравне с Марией… Болван! Надо было отобрать у Альки ключи от входной двери».
Алла никуда не убежала. Через несколько дней она посетила больницу, посмотрела девочку и вечером сообщила мне о своем решении. Неделю шли приготовления к приезду ребенка, были куплены необходимые вещи, детская мебель, и вот мы вернулись домой с маленьким белым конвертом из тонкого одеяла, где кряхтела и тужилась моя дочь. Начались тяжелые будни. Алла занялась восстановлением здоровья Настеньки. Она обзвонила всех врачей, нашла лучших невропатологов, и потянулась череда лечений и процедур. За два месяца Алла сильно похудела, таская на себе ребенка. Настюшка поправилась, и теперь ее пухлые щечки так и хотелось ущипнуть. К вечеру жена валилась с ног, рухнув на постель, она тут же засыпала, но как только Настя начинала возиться и плакать, вставала как солдат и с бутылочкой молока, словно с винтовкой, шла стоять вахту. Расходы, конечно, увеличились. Врачи, больницы, реабилитационные центры. Алла с пониманием относилась к рабочей занятости, и моя жизнь фактически не изменилась. Более того, к нам потянулись родственники жены, и каждый помогал, чем мог: теща готовила на всю семью обеды и ужины, сестра Аллы гуляла с Настюшкой, тесть отвозил в больницу, если я не мог оставить работу или не успевал. Моей родни в городе не было. Мать живет Екатеринбурге. Она приезжала к нам дважды: на мою свадьбу с Аллой и на рождение сына. Когда я сообщил матери, что мы решили забрать Настю к себе, она лишь сухо ответила, что «этот мешок кирпичей» мы будем нести всю свою жизнь. На этом ее участие было закончено.
В начале весны Алла сильно заболела. Насте уже исполнилось полтора года, и ребенок делал колоссальные успехи. Я уехал отдыхать с друзьями на рыбалку, когда увидел сообщение от жены. У нее поднялась температура, а в доме нет ничего жаропонижающего. Я нахмурился. Мне откровенно было лень ехать назад два часа, оставить смеющихся друзей и красивых девушек. Я ответил ей сообщением, что нахожусь на переговорах и не смогу привезти лекарства. Она звонила мне несколько раз, но я не стал разговаривать с женой и продолжал ставить мангал. Через минут пятнадцать у Витьки Горина завибрировал телефон, он ответил и удивленно повел бровью.
– Да, Аллочка, да, он рядом. Телефон у него не отвечает? Вот дела… А мы у озера, может не ловит здесь связь? Мужики, знаешь, порыбачить захотели, мы рванули.
Тут совсем некстати заржали наши молодые девицы, которых пригласил один из друзей, и я так вытянул шею, показывая кулак Горину, что мышцы повело.
– Что она сказала?
– Собирайся, рыбак, жену твою в больницу неотложка забирает.
Я чертыхнулся и поплелся к машине. Пока ехал, думал, как и что солгать жене, ведь ежу понятно, где я был и что делал. В голову ничего не приходило, я плюнул на все и резко открыл дверь ключом. Алла сидела в спальне бледная и растрепанная, покачивая кроватку Насти. Возле нее лежала спортивная сумка, набитая вещами. Замок на ней разошелся, и из дыры торчало лиловое платье.
– Как ты? – Я тихо присел на край постели. Алла медленно подняла на меня красные от слез глаза. Щеки ее пылали от температуры, голос осип.
– Мне сделали инъекцию. Я написала отказ от госпитализации. Настю не с кем было оставить.
– А где твоя мама?
Неожиданно Алла соскочила с постели и вытянула меня из спальни за рукав. Едва прикрыв дверь в комнату спящего ребенка, она зашипела.
– Где ты был? Ты мерзкий, лживый! Нет! Не открывай свой поганый рот, иначе меня стошнит от твоего вранья! Что ты сделал со мной, посмотри, ты не видишь? В кого я превратилась? Я не жалею сил, чтобы поставит на ноги твою дочь, ТВОЮ! А ты, неблагодарная тварь! Пока я тащу на себе все это, ты развлекаешься с новыми Машками? Ну, конечно, Алла же дура, она еще воспитает кого-нибудь, зачатого в алкогольном мареве! Я совсем забросила своего родного сына. Он уже две недели живет у моей матери и у тебя еще хватает наглости вешать на моих пожилых родителей еще и уход за Настей?
Я попытался успокоить ее, но она лишь с отвращением сплюнула на пол.
– Ладно, давай оба сейчас сядем и подумаем, как быть. – Я протянул ей руку.
– Как прошли твои важные переговоры?
– Алла.
– Сколько же ты меня обманывал? Проблема в том, что ты так и не взял на себя ответственность за то, что сделал. Ты успокоил свою душонку за счет меня. Молодец! Хорошо пристроился! Вот только с меня хватит!
Алла схватила свою спортивную сумку и направилась к двери, я перегородил ей путь, завязалась драка. Она укусила меня за руку и выскочила за дверь, я кинулся вслед, но во дворе уже никого не было. Поднявшись в свою квартиру, злобно пнул обувь, стоящую у порога, и тут услышал, как в спальне запищала Настя. Я зашел в комнату и сел возле кроватки. Настя открыла глаза и посмотрела на меня, не отрываясь.
– Что? Что ты хочешь? Есть? Пить? Что?
Мне захотелось заорать от досады. Я стал покачивать дочь в кроватке, но она поморщилась, плаксиво гримасничая, и я остановил колыбель.
– Ну что ты хочешь? – Я посмотрел на дочь и с ужасом понял, что не знаю, как с ней быть. Выйдя за дверь, начал названивать Алле, но она тут же отключила телефон, и больше я не мог до нее дозвониться. Бешенство обуяло меня. Я был готов крушить все на своем пути. Проклятия рвались наружу. Такой поворот событий я никак не ожидал. Распахнув окно, высунул голову наружу и стал глотать свежий весенний воздух ртом. Дочь плакала в соседней комнате, но я не мог себя заставить подойти к ней. Пересилив себя, все же зашел в темную спальню и взял Настю на руки. Что дальше делать, я не понимал. В уме стал перебирать друзей, у которых маленькие дети или внуки. Руки дрожали. Настя поскуливала у меня на плече. Я схватил телефон и начал звонить всем подряд…