Сумрачная квартира заполнена людьми в черных одеждах. Они не спеша переходят из комнаты в комнату, о чем-то тихо говорят, что-то неспешно делают.
Завешенные зеркала, приглушённый свет, запах свечей. И я – маленькая девочка в коротеньком платьице с рюшечками и воланчиками, его розовый цвет кажется неуместным кричащим пятном на фоне унылой серости квартиры. Я подхожу к взрослым, трогаю их, тяну за одежду… Вот же я, посмотрите! Они наклоняются ко мне, гладят по голове, что-то говорят, но я не понимаю их.
Мне грустно и одиноко в этой огромной квартире.
Я ищу сестру – мою половинку, мое отражение. Она всегда рядом, мы понимаем друг друга без слов, и нам вдвоем никогда не бывает скучно.
Иду в нашу комнату. Постель сестры пуста и заправлена. Ее любимая игрушка лежит на подушке. Потом в кухню. Там мама. Она тоже в черном и плачет. Папа обнимает ее за плечи, но она все равно плачет. Странно. Где же сестра?
Иду в большую комнату. Там никого нет. На столе у окна горят свечи. Посередине комнаты на двух табуретках стоит маленький красный гроб. Откуда я знаю это слово? … Подхожу ближе к нему, кладу руки на бархатный край. Заглядываю внутрь. Там моя сестра. На ней светло-зеленое платье. Я помню его, она была в нем на новый год. Сестра очень бледная, не шевелится, ее глаза закрыты. Спит? Трогаю ее. Она холодная как стеклянная кружка. Провожу рукой по ее лицу, касаюсь плеча. Не реагирует. Беру ее за руки. Неужели она умерла? Я осталась одна?
Вдруг глаза сестры открываются. Они светятся как две ярко-синие лампочки на новогодней гирлянде. Она смотрит на меня своими странными глазами, и мне становится зябко и неуютно. Ее обжигающе ледяные руки крепко сжимают мои ладони. Мне больно. И холодно. Я не хочу так играть. Пытаюсь освободить свои руки. Не получается. Хочу закричать, заплакать. Но не могу. Голоса нет. Мама, мне страшно! На какой-то миг я теряюсь в синем свете сестринских глаз.
А потом все становится, как и было. Треск горящих свечей на столе, красный гробик, в нем бледное тело. И я рядом.
Вот только… Почему я вижу себя со стороны? Что со мной? Я парю под потолком. И сверху смотрю на сестру в гробике и на себя – девочку в розовом платье рядом с ним. А девочка в розовом поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза вспыхивают ярко-синим цветом и гаснут, становясь моими – голубыми. Она коварно улыбается мне, машет рукой в прощальном жесте и уходит из комнаты.
Постой! А как же я? Хочу окрикнуть ее, остановить. Но не могу пошевелиться. Не могу кричать, не могу дышать. А вокруг гаснут краски, и сгущается непроглядная серость, будто стирая меня из жизни… Я… Умерла?…
Сквозь голубые шторы робко просачивается раннее утро. Мелкий дождик упорно стучит в окно, добивая и так натянутые нервы. Я все ещё во власти увиденного сна, лежу в кровати и смотрю в потолок, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
«Это был сон. Сон. Не со мной. Это не я умерла. Я живая», – повторяю про себя, стараясь выровнять сбившееся во сне дыхание.
Эх, больше не усну, надо вставать.
На кухне мама уже гремит посудой. С трудом стаскиваю себя с кровати. Раздвигаю шторы и открываю окно. Порыв ветра сразу бросает мне в лицо холодные капли, треплет волосы. Выглядываю в окно и с наслаждением вдыхаю влажный весенний воздух, стряхиваю с себя остатки ужасного сна. Я живая! Улыбаюсь сама себе, как никогда ощущая себя живой и счастливой. И даже дождливая погода кажется теперь прекрасной.
Закрываю окно и топаю на кухню к маме. По пути поднимаю с пола учебник алгебры за 10 класс – видимо Мурка опять ночью на столе спала и уронила его.
– С добрым утром, мам, – обнимаю ее и целую в щеку. – Я так тебя люблю.
– С добрым, Мила. И я тебя люблю. – Мама чмокает меня в макушку. – Ты сегодня рано.
– А… сон дурной приснился… – сажусь на табуретку к столу.
– Расскажешь?
– Неа. Не хочу вспоминать.
– Тогда давай завтракать. Я блины испекла. – Мама ставит передо мной горку восхитительных блинов. – С чем будешь? Со сметаной или вареньем?
– Со сметаной, – отвечаю я, откусывая кусочек блина. – И с вареньем.
– Ешь, жадина моя. – Мама ставит рядом с блинами вазочки со сметаной и вареньем. И сама садится за стол. – Позавтракаем, сходишь за хлебом? – скорее просьба, а не вопрос.
– Угу, – киваю я, очень трудно отвечать с набитым ртом…
После завтрака я неторопливо привожу себя в порядок и отправляюсь в магазин. Дождь к этому времени закончился, ветер стих, но тучи все ещё обволакивают небо.
Проходя мимо одного из подъездов, я краем глаза цепляюсь за что-то очень яркое и отчего-то до боли знакомое. Поворачиваю голову, чтобы рассмотреть, и застываю на месте. Рядом с открытой дверью подъезда стоит крышка гроба. Маленькая. Такого же цвета и размера, как гроб в моем сне…
Как завороженная, я иду к подъезду, мимо бабушек, сидящих на лавочке.
– Надо же, какое несчастье: такая махонькая, а уже к Господу ушла…
– И не говори, Мань, горе то какое… – одна из бабушек горестно качает головой.
Я подхожу к крышке гроба, касаюсь ее, провожу пальцами по мягкому ворсу алого бархата. Смотрю на венок, стоящий тут же у распахнутой двери… И вдруг чувствую, что мне непременно нужно туда, в квартиру, где в красном гробике лежит маленькое тело мертвой девочки. Теперь я знаю, что умерла именно девочка, и там, рядом с ней, в страшной серой квартире бродит ее живая сестра-близнец. Незримая сила тянет меня туда. Это был не просто сон, я должна спасти ее, спасти ее душу.
Как сумасшедшая, я вбегаю в подъезд, едва не сбив с ног выходящую бабульку.
– Извините, – бросаю на ходу.
Только бы успеть – билось в голове. Не дожидаясь лифта, несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Первый этаж, второй, третий… Наконец-то нужный четвертый… Первая дверь налево. Открыта. Я знаю, куда идти – будто невидимая рука направляет меня. Останавливаюсь. Перевожу дыхание и медленно вхожу в квартиру. Она такая же, как в моем сне – серая и неуютная, слышится плач и тихие голоса. Моего появления никто не замечает. Не теряя времени, я направляюсь в комнату с гробом. В ней мне все уже знакомо: горящие свечи на столе у окна, алый гробик на двух табуретках и маленькие девочки: мертвая и живая… Та, что живая, в неуместно радостном розовом платье стоит у гроба и протягивает руки к мертвой сестре…
– Не делай этого, – как можно тише, чтоб не напугать девочку, говорю я. Она оглядывается, удивлённо смотрит на меня. Я подхожу ближе, опускаюсь перед ней на колени и осторожно беру в свои ладони ее ручки, застывшие над гробом. Господи, какие маленькие и нежные…
– Не трогай ее, твоя сестра очень устала, ей нужно отдохнуть. Ей не понравится, если ты ее потревожить. Ты же не хочешь ее обидеть.
Малышка молча качает головой, как бы соглашаясь, что не хочет обидеть сестру. Ее ручки сжимают мои пальцы так сильно и так доверчиво, будто я та самая соломинка, за которую хватается утопающий. Хотя, так и есть – в этот момент я оказалась единственным человеком, который сегодня подумал о живой девочке, а не о мертвой. Пуговки на розовом платье застегнуты не на те петельки, ножки обуты в разные тапочки – видно, что она одевалась сама.
– Давай уйдем отсюда? – говорю я малышке. Она согласно кивает, и я беру ее на руки. – Попрощайся с сестренкой, – предлагаю я ей. Мы смотрим на маленький гробик. Девочка на моих руках машет ручкой сестре, посылает ей воздушный поцелуй и крепко-крепко обнимает меня за шею. Я уношу ребенка из комнаты.
Вдруг за своей спиной я ощущаю необъяснимый холод и резко оборачиваюсь. От увиденного будто каменею: глаза девочки в гробу – открыты и, как в моем сне, светятся ярко-синим огнем. Она пристально смотрит на нас. А из гроба ко мне тянется нечто прозрачно-серое, похожее на длинные-длинные руки. Вздрагиваю, на миг закрываю глаза, но, открыв их, вижу то же самое. Тело леденеет от ужаса. Я судорожно сглатываю и крепче прижимаю к себе малышку. Только бы она не увидела. Не отдам ее.
«Господи спаси и сохрани», – начинаю шептать я и медленно отступаю к двери. Серое нечто пытается ползти дальше, огонь в глазах мертвой девочки разгорается ярче. Я вспоминаю, как моя бабушка во всех странных ситуациях осеняла себя крестом. И начинаю креститься сама, крестить девочку на своих руках.
«Господи спаси и сохрани»… – твержу я – и вдруг, почти у самых дверей, на меня нисходит озарение. Я начинаю крестить гробик с умершей девочкой, и огонь в ее глазах начинает гаснуть, а серое нечто, бурно вскипая, неистово пенится и исчезает, будто впитываясь в ковер. Наконец, глаза мертвой девочки гаснут и закрываются, на секунду вспыхнув невыносимо ярким светом. Синяя световая волна вмиг заполняет всю комнату, гасит свечи и исчезает без следа.
В комнате становится как и было – спокойно и пусто. Где-то громко хлопает форточка, слышатся вскрики и испуганные возгласы.
Я выхожу из комнаты в коридор, устало прижимаюсь спиной к стене и облегченно вздыхаю. Маленькая девочка на руках увлеченно играет моими бусами. Живая и невредимая. Я успела.