СМЕРТИ БРАТЬЯ
Тишина по степи, летит хлопьями снег.
Где-то виден пожар, и кругом ни души.
Воздух пахнет огнем, воздух держит удар.
Только мы вот удар все ж сдержать не смогли.
Было нас 50 бравых, смелых ребят, но теперь
На земле тела наши лежат и, закутавшись крепко в белый хлопьями плед,
Мы умрем, но оставим свой след…
Мы ходили под пули, мы боролись с зверьем,
Только ветры подули… мы остались втроем.
Мы последние стонем, что не хочется жить,
Что ведь здесь, на перроне, нас могло и не быть…
Сердце ломит прострел, так, что хочется выть.
Я забыть бы хотел, не могу я забыть…
Виды раненых тел, сколько их? Не считал..
Ну а враг наступал, это враг? Кто ж ты, враг?
Ты сосед, украинец? Ты мой брат, ты мой друг?
Но теперь я паршивец, ты убьешь всех вокруг…
За какую идею ты идешь на меня?
И за что умираешь, москалей ты кляня?
Не услышать ответа горьких треснутых губ.
Ты не помнишь завета, ты лишь срубленный дуб…
Пепел вьется над степью или то просто снег?
Объяснить как отрепью, что он тоже человек.
Объяснить, что прозрачней, что там красная кровь,
Что внутри, однозначно, стыла боль и любовь…
Объясню как я детям, чьих убиты отцы?
Что бывают на свете и глупцы, подлецы…
Что ж, пускай там и будут, заломило висок..
Словно прошлого символ – вот он снег, был песок…
Были крики аллаха, зов к нему в небеса,
Так же кисли от страха, так же ело глаза.
Только вот, то душманы, только тут вот свои…
И теперь атаманы развернут корабли,
И теперь ятаганы янычаров удел.
Кто пришел к тебе с саблей, пусть найдет свой удел
Я стоял на пероне, так ломило висок.
Я прощался и видел – весь в могилах лесок…
2014 год. Посвящается всем тем, кто не вернулся назад.
Вечная Вам память!
ТЕТРАДЬ
Пустой белой папкой осталась лежать,
Без имени глупо, пустая тетрадь.
И нет на листах чувства горя и славы,
И нет там стихов в её тусклой оправе.
Нет мысли следа, нет ни страха, ни боли.
Нет всадника в черном, на коне, в чистом поле.
Нет линий, кругов, нет пейзажей прекрасных.
Проектов, основ, такелажей и звеньев нет ни следа.
И лежит средь поленьев, одна в чуждом мире.
И ждет смерти горькой в огне бытия.
Быть может, и я был таким не до веча.
Но выжил и встал, душу сам изувечил.
Сорвал с ней всю грязь, вскрыл, что вечно закрыто.
И страниц краса мне была вдруг открыта.
Вот стихи на листах стройным рядом проснулись.
Всадник вдаль поскакал, вороны встрепенулись.
Дверь открылась, в ней свет слепит белым свеченьем.
Глушит, дразнит, манит вдаль, к судьбы приключеньям.
Я упал, вижу ты, словно ангел с небес,
Мне даешь свою руку, ну а я словно бес,
Жажду только тебя.
И люблю и желаю, в пропасть быстро лечу,
Но опять выживаю.
И опять, шаг за шагом, вверх иду к небесам.
«Не дойдешь, точно знаю», – понимаю и сам.
Не дойду, только вера пусть меня сохранит,
И быть может, та ангел вновь ко мне прилетит.
ДУБ
В поле воин стоял, над рекою один.
Видел смерти он лик, слышал зов дальних льдин.
Слышал ветра игру, звон мечей, лязг брони.
Слышал ропот людей и церквей перезвон.
Думал он о своем, о далеком и прошлом.
Временах тех седых, когда был еще молод.
Когда князь их повел на ворожую рать.
Удалых молодцов, гордость древней станицы.
И была там война, и гуляла там смерть,
Забирала больных, изувеченных войнов.
Полегло их тогда осемнадцать десятков.
Бравых русских солдат, сыновей и отцов.
И вернулся домой князь с остатком дружины.
И покрыла все тьма, не оставив просвета.
Тужат вдовы и льют слезы горя тупые.
Не увидеть мужей им уже никогда.
Только воин стоял, не сутулились плечи.
Он остался один и покрылся листвой.
Теперь дуб вековой нас скрывает от влаги,
Бережет молодых, не сумев тех сберечь…
УЙДУ
То чувство, когда понял, что ты – машина.
Что вместо крови – масло и бензин.
Холодная тупая боль пронзила,
Комок в груди…
И снова отошла.
Душить его не в карты ей,
Ей муки делать и страдания – призванье.
Что в голове звучит холодный голос, что снаружи.
Ты воин и боец, твое призванье – смерть.
Та девушка в фате без мужа, без детей.
Забрать тебя из мира вон.
И вот конец, но воин ты.
Оставив жаркий поцелуй в устах её, вернулся.
Вот снова поле брани.
И чего ушел оттуда? Там легко!
Не гнет броня спины, нет боли, нет ударов.
Но воздух туг, не мил он мне.
Я тут рожден, отсюда прямо в ад.
За все грехи, что не замаливал лукаво.
И знал, уйду, не шелохнув колосья свежей жнивы,
Уйду как воин на войну,
Оставив позади корыстные мотивы, уйду…
ПОЭТ
Хмель на губах, а в сердце боль,
Бог все видит, но сегодня он не с тобой.
Своей судьбой недоволен ты,
Идя вперед, за собою сжигал мосты.
Марал листы стихами глупыми.
Сам не заметил тот момент – они стали рунами.
Они, светясь, повели с чрева земли
Тех, кого все бросили, снова бороться смогли.
Снова пошли на осаду к старому городу.
Вернули то, что им даровано было смолоду.
Снова ты в себя поверил, вот блеск надежды,
Они победители, и их вожак – ты.
Снова мечты, снова в бой: «Ну же, солдаты!»
Только вот люди этому не рады,
Вот их награда, дальнейшей цели в жизни нет.
Недолго длилась радость грустного поэта.
Народ теперь богат и ему «благодарен» за это.
Новый вожак, настоящий лидер его прогнал,
Огнем пожег много ран, много стрел вогнал.
Поэт бежал, его гнали грозы,
В костер летели его горькие редкие слезы.
Будто занозы, под ногти боль силой загнал.
Убитый горем уснул и навеки пропал.
И будет суждено поэту проснутся,
Когда сердца людские от боли встрепенутся.
СУД
Ты умрешь, и мне не жаль, ты уйдешь из бытия,
Ты покинешь мир живых и останешься во тьме.
И посеять зерна правды в наших душах не дано.
Ты останешься за кадром, ну а нам-то все равно.
Ты уйдешь, но не исчезнешь, будешь тут витать и ждать,
Когда грустный буревестник весть благую принесет.
И тогда, души не чая, полетишь ты в небеса к воротам Рая,
Или в Ад к чертям и ведьмам, что смеются над тобою!
Ты, пронизанный стрелою, на весы положишь скарб,
Что собрал, идя по жизни, из намерений, поступков,
Из оступков и проступков и из сказанного слова,
Что так яростно кричал ты врагу в припадке злости.
За борьбу и за любовь ты предстанешь пред судом,
Где не властны взятки, связи, где решат все справедливо.
Где поймут, просят, отпустят и накажут, и сошлют…
СТРЕЛА
Неясными и тонкими мазками возникла вдруг любовь меж нами.
И будто половца стрела сердце на клочья порвала.
Застыла и застряла вдруг и не хотела выходить она из мышцы.
Навек останется она, пока на небосводе синем
Овеянная красотой и страстью преемница её не прилетит.
И вновь пожар, вновь буря у тебя в душе.
Вновь ты как смертник бросишься в пропасть с головою.
Как было с той, так будет и с другою.
И так опять, опять, так до скончания времен.
На вибре снова телефон, ты снова пьян,
Ты снова проиграл в борьбе.
Но будет новый бой, и отыграешься тогда ты.
Получишь новые награды, подаришь ей гроздь винограда.
Так надо брат, так надо…
ИДЕАЛ
Услышь меня, немая тишина!
Мой хриплый крик разрушит твой покой.
По жизни мы идем с тобой, хоть не один я, ты одна.
Я не один, хоть одинок,
Услышь мой голос та, что к зову моему нема!
Та, что одна, с душой святою и неземною красотою.
Красивей всех, иных не надо!
Та, что души моей отрада, дороже всех наград награда.
Её словечко, лёгонький мазок, и в глазках милых огонек.
Она прекрасна, как виденье, и недоступна мне она.
Тянусь я с детства к приключеньям, но их дороже всех она!
Скажи мне: «Да!», или порви мне сердце в клочья!
Не раб я твой, ты – мой кумир,
Как статуя, но нет, ты её прекрасней!
На свете нет, и ни художник, ни поэт не в силах всю тебя излить.
Поэмы, панорамы – все ничто перед тобою! Богиня!
Символ жизни, смерти лик, коль он прекрасен, твой прекрасней!
И слово остро и нежно, поддержишь и поймешь всегда меня.
Вот снова ты мила, добра, смеешься звонко так, по-детски.
И в танце кружишься передо мною.
Я счастлив в тот момент.
Чего мне боле у жизни и судьбы просить?
В лучах твоих мне греться и грезить мне о том, как будешь ты моей.
В расцвете дней, прохладе сладостных ночей… моей…
Нет, я не верю, не быть тому. И споров хватит!
Ни к чему они, те дни, была тогда со мной, о, ангел мой! прошли.
И летопись закончит свой рассказ, продолжив о тебе и обо мне.
Но не о нас, но не о нас…
ИГРА
Поиграем в шахматы, о, судьба моя.
Моя ставка – жизнь, а твоя – я.
Вот пошли фигуры, и пошел отсчет.
Знаю, ты не дура, но и я не тот,
Что, когда-то широко глаза раскрыв,
Слушал истории твои… превратились в дым.
Я понял слишком поздно, или слишком рано.
А может и не понял, но на сердце рана.
Я её закрыл толстым листом металла.
Думал, что защитил, а оказалось мало.
Ни одной морщины, не следа эмоций,
Вместо меланина я залил стронций.
Будто я машина, хоть это не так.
Я хотел стать сильным и не попасть впросак.
Что же ты смеешься, старая подруга,
Сколько уже лет знаем мы друг друга?
Многое прошло, скольких не вернуть,
Скольких ты забрала, но не в этом суть.
Кто ж я – ангел или демон? Ответь, не обессудь.
Молчание и взгляд полузакрытых век:
«Кем себя ты возомнил? Ты просто человек!
Один из тех тысяч, коих миллионы,
Ты не актер, не политик, и жизнь – не полигон».
Я простой смертный, и не стать мне богом.
Хотя и по многим уже ходил я дорогам.
Ставил свечи в храмах и бывал в больницах,
Насмотрелся драм я и хотел забыться.
А теперь, куда уж… Пред тобой как раб.
Был простым смертным, да и то ослаб.
Спрятался в ракушку. будто отшельник-краб.
Будто ошейник сам одел, и не стыдно,
Быть никем, и ни капли уже не обидно.
Только игра закончилась, меркнуло виденье, растворился сон…
СТАРЕЦ
На высокой горе, где не чувствуешь время,
Где, теряясь вдали, чуешь силу земли.
Сидел старец седой, и незрячи глазницы,
Обратил их на землю, видел дальше орла.
Он взирал с высоты, и не дрогнуло сердце.
Много в жизни видал, много ведал и знал,
Что давно потерял, не хотел он вернуть.
Помни только причал, а про землю забудь,
Ты забудь про любовь, про надежду и счастье.
Про друзей и врагов, коих знал ты в ненастьи.
Рвется крик из груди, только старец молчал,
Лишь душа изнывала, рвала в клочья, метала,
Гнула все, словно грубый металл.
Он давно опоздал, ничего не изменишь.
И на поле игры ферзи уж короли,
Сам попробуй, сыщи, где свои, где чужие.
Кто играет за жизнь, кто-то ради наживы.
И мечи в честной схватке заменили ножи.
Дале пули и яд нанесли пораженье тем,
Кто, свой покинув строй, храбро шел на сраженье.
Старец хмуро молчал, и сказать ему нечего.
Наблюдатель теперь он, не звучит теперь речь его,
И не услышит с уст его добрый совет.
На злодея коварного не прольет он боле свет,
Тихий ветер и тот теперь больше пользы дает.
Жизнь окончена, честно все, он исполнил завет,
Он окончил свой путь, и пора на покой.
Только вот алчный мир все никак не простится с тобой.
И не хочет отдать он тебя, что ж: «Гляди человек!
Ты все мог изменить, но тебе все равно!»
Вон рыдает младенец, рядом с ним его мать,
Вон убитый отец и гримаса врага,
Вон сановник лукавый обирает старух,
Забирает их хлеб, не оставив и крохи.
Все, уйди человек! Мне и так столько боли,
Сколько крови из тела ты, как клещ, изобрал!
На высокой горе, где лишь ветер да звезды висят,
Нет уж там никого, пусто там, ни души…
***
Мы потеряли и совесть, и лица.
Смерть нам открыла широкую пасть.
Тут уж нам, брат, лучше разделиться,
Нежели вместе на дно утопать.
Сытые морды с незнанием чести
Рвут жизнь на клочья, не зная добра.
Если бы чем-то я смог бы помочь вам,
В полымя кинулся, сжегся б дотла.
Выхода нет, и молчат города.
Спиться, сгуляться и просто забыться –
Это все норма – это все да.
Сильных сломают, слабых убьют.
Слезы прольются, и кончится день.
Падшие души во тьме разойдутся,
бросив на небо сизую тень.
Мимика речи и техника славы,
Стали пожар и холод зимы.
Ищут мальцы по земле приключенья.
Матери плачут, ругают отцы.
Смысла в тех строках не будет ни грамма.
Только лишь грязь, что подняли со дна.
Можешь не верить, можешь не слушать.
Смерть на земле давно не одна.
ПОСЛАНИЕ ДРУГУ
Ну, что, мой друг, опять проблемы?
И целый мир тебе не мил?
Опять заученные схемы и снова сгустки темных сил
Тебе терзают, твое сердце, мозг, выводят из себя.
Ты помешался, ты влюбился, в любви ты потерял себя.
И ритмы такт бьют похоронный.
И ты не хочешь жить, все бред!
На волю будущих побед, до них лишь шагнуть изволь.
Ты музыкант, поэт, артист, ты – человек, я – реалист.
Ведь ты за правду, я – за ложь, правду из пепла не вернешь.
Играем роль, иль я один, в огромном мире как кретин.
Среди гардин и штор в коронном зале,
В который не особо звали, в котором глухо проклинали.
И нагло так, с ехидством, обсуждали.
Что ж, господа! Пируй народ! Я ваша пища, дух.
Вы в обсуждениях своих не выше подзаборных слуг.
Мой друг, пойми, они не здесь, там за стеной,
Забудь о них, возьми покой.
Твоя душа поет, играет, почувствуй молодости вкус.
Освободись ты от обуз, восстань ты, фениксу подобно.
Ты для себя, не для других!
Любя её, не будь могилой, будь птицей, королем.
Не освещай дом тьмой, не будь шутом.
Ты выше оного, и мир – твой дом.
РАЗГОВОР
Ты любви пожар зажег, от свечи горит костер.
Я тебя спросил: «Зачем?», но не вышел разговор.
Взгляд твой смотрит где-то вдаль, и не здесь ты, не со мной.
И не скрыть твою печаль, и не скрыть всю боль от той.
Сердце в каменный мешок мне твоё никак не спечь.
Вот такой нам всем урок: Душу лучше не калечь!
Я б нашел тебе ликсир, что бы раны залечить.
Но так жаден этот мир, мне его не победить.
Я б задал тебе вопрос, да бессмысленны слова.
Все, что ты с собой принес – это лишь её молва.
Ты забыл родной язык, он не важен для тебя.
Головою ты поник, стал затворником, любя.
На замок закрыл свой мир, ключ ей в ноги принеся.
Серый шум, в волнах эфир, серый цвет внутри тебя.
Пистолет или окно – выкинь ты из головы.
Мож кому и все равно – только ты, брат мой, живи!
Пока чувства есть в душе – будет мир наш не стареть!
Пока золото в цене – будет славиться и медь.
Ты подумай, я прошу, и пусть сердце так болит.
Я тебя все ж попрошу: «Хватит слезы на пол лить».
Им цены не на медяк, только толку будет ноль.
Если будешь жить ты так – о любви миру глаголь.
ОТРАЖЕНИЕ
Я отражение увидел
В разбитом зеркале в стене.
Я сам себя собой обидел,
Я затушил тот свет во тьме.
Я стал слепцом, закрыл глаза.
Я думал, что душа учует,
Но только смрад кругом.
Я глух, мой разум уж давно потух,
Как тухнет пламя от свечи.
Ключи надежды – лишь обман,
Их нет, иллюзия для дураков.
Отрада простаков и нежных дам.
Я думал: мудрость мне ответ.
Но нет, хоть мудрость – это опыт.
И интеллект мне счастья не давал,
В нем нет чувства и следа.
Холодный ум, жестокий нрав,
Я вновь повержен, вновь упал.
Вновь встал, да толку что?
Нет истины, ищите дураки!
Найдете лишь следы других таких же!
Я жив? Все может быть!
Но вот душа не очень-то и хочет дальше жить.
Ведь смысл был, но он пропал.
И сколько бы его я не искал – я только лишь бумагу измарал.
Накал страстей, я лицедей, я шут, давай же смейся!
Радость и покой – призвание мое и каждого!
Так будьте же шутами господа!
Не стройте из себя ученых, добродетелей.
Ведь тлен, будь сколько ты серьезен, ты лишь шут,
В мирке обыденных минут.
ЛЮБОВЬ
Страсть в душе, в руках кинжал.
В глазах глубоких тех не раз себя терял,
Не раз я ядом сердце отравлял.
Их прелестей, их остроты,
Тяжелые и лестные путы, коими они меня одолевали,
И призрачная маска красоты,
Которую передо мною надевали.
Издевки их и легкий флирт,
Пожар в груди и песни лир.
Ты царь и повелитель – их кумир.
Но вот все прахом – ты вдруг раб!
Тот, что целует землю, в их ногах.
Ты мерзкое слепое существо,
Тебе приятен этот вздор.
Ты думаешь, что это баловство,
Но нет – у пропасти стоишь,
Шаг… головою вниз летишь.
Ты лишь прельстишь им, но не более,
Как станешь грязью, сам по воле.
Ты лишь один из многих,
Да и тот, всего не больше чем помет.
То женщины, но если встретишь ангела,
То люби, и не ищи греха в себе и в ней.
Пока сердце открыто – то ты царь
И властелин мирских полей.
Ты бог степей и более,
Возлюбленный ты ей.
Люби, не обожгись, мой друг,
Найдя любовницу среди подруг…
ЗЛО
На сотнях тысяч душ я вижу твой проклятый след.
Ты выедаешь их, и им прощенья больше нет.
Ты разоряешь мысли, жжешь огнем сердца, умы.
Не зарекайтесь люди от сумы и от тюрьмы!
Ведь зло уже за дверью раскрывает свою пасть.
Оно только и ждет, что бы на тебя напасть.
Оно не верит в честность, убивая изнутри.
В кого ты превратился?! В зеркало посмотри!
Ты продал свою душу за мерзостный металл.
Но так и не получишь то, чего давно искал.
Теперь тебе покоя не видать и во гробу.
Стоит зло над тобою и вершит твою судьбу.
Ты заигрался в игры, на руках оковы тьмы.
Теперь ты раб проклятий, виноват лишь только ты.
Давай сыграй в рулетку напоследок, перед тем
Как съедет вагонетка темных слов и грязных тем.
Пускай на вид еще ты все такой же человек,
Но тьмой душа сокрыта навсегда! Теперь! Вовек!
Не ангелы спустились, то Аида были псы.
Твою судьбу положат уж без тела на весы.
И душу будут мерять, выявлять её окрас.
Давай же поменяйся! Прямо здесь! Давай! Сейчас!
ЗАПИСКА НЕЛЮДИМА
И вот последний взгляд тех глаз,
Я ухожу, прощай, и все забудь.
Коль стал я на тропу сейчас,
То и потом я с ней уже и не сойду.
И нет пути назад, прожженные мосты,
Мне белым пеплом, как ковром, землю накрыли.
Руками я копал её, стремясь к сырой могиле,
Петлю на дереве вязал и удавиться был бы рад…
Презренья смрад… Я болен, я неизлечим…
Теперь я нелюдим, я замкнут, я забыт.
Я жив, живу, а может, существую.
Но не могу забыть я ту… тоскую.
И шрам на сердце кровоточит медью,
И душу тьма покрыла сетью.
Над усыпальницей склонюсь, в руках сыра земля…
Убьюсь… Что стоит жизнь мне без тебя?
Ты предала меня! За что? Неужто я был недостоин?
Неужто демон я? Я черт проклятый!
Катись к чертям больная спесь!
Я пропаду… во тьме… весь
Ты видишь слезы? Ты слышишь плач?
Рыдай палач! Рыдай ты, смоковница!
Взахлеб, на тысячи аршин..
Забыт…я нелюдим…уйду, убьюсь, прощай…
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
В крови погрязшие по локти, семьи забывшие заветы.
Вы точите острее когти за медные монеты.
И сотни рук подняв на братьев, вы презираете себя же.
И под завалами погрязнут две сотни жен, отцов, детей.
Кто к нам с мечом – мечом получит! Но если сын то или кум?
Кому ж тут станет тогда лучше, когда пожары вместо дум?
Огнем пылает сердце болью и раны, ссыпанные солью,
Ожоги фраз, речей, кричалок, от тех, с тем ты – одно начало!
С кем ты рожден был, разом бился, рос. Теперь то – украинец, а то – росс.
Теперь политики навоз на месте выкопанных роз.
Теперь язык наш не единый. Теперь ты – друг, а ты – скотина.
И что за боль, как скарлатина, как будто сбила нас машина.
Мой голос хрип, я сам, быть может, слаб.
Но слышен крик тех, кто не вырвался из лап,
Но слышен плач тех, кто не вырвал их из лап.
Ты – человек, а не системы раб!
Но что случилось с нами, люди?
И кто из нас молился бы о чуде, сейчас молчит.
И принципы семьи забыли вы.
Быть может, взойдет на небосвод светило,
И вновь невиданная сила возьмет всех нас и соберет в кулак.
И дрогнет под напором враг.
НЕ ПОКОРИСЬ СВОЕЙ СУДЬБЕ
По впечатлению от книги Захара Прилепина “Обитель”.
Сегодня мой последний день, и я не здесь давно.
Мне на лицо упала тень, в коморке холодно, темно.
Я доживал последний час, и мысли путались в клубок.
Если б спросил бы кто сейчас, но так слишком одинок.
Я на протоптанном полу лежу, закинув руки.
Я дорожу судьбой, ищу путы слепой разлуки.
Я б закричал, но что мой крик изменит в этом безначалье.
Я головой к двери приник и слышу – чайки закричали.
Там Соловецкий монастырь как старый поп,
Там рок судьбы рыдал, ох, как он одинок!
Один, среди людей. Но люди ли иль звери?
Ты слышишь крик о помощи, не веришь?
Ты разучился там рыдать, и слезы сушат мне глаза.
Ты – я, а ты ли я? И что теперь осталось?
Вопросы, мысли ли поток, поток ли крови.
Звук расстрела… Но как ты дико одинок…
И смерть на праздник не поспела…
На лезвии ты без ножа, его сожрала атмосфера.
И не похож я на ежа, и ты мне песни не пропела…
Пусть леопард пролает хрипло, и отзовутся Соловки.
В той кузнице адовой дико ковались люди. Люди ли?
Ковались новые Гераклы, огнем по шкуре, без воды.
Стальные узники неволи, познавшие тюрьмы сады.
Что тебе счастье? Хоть бы выжить.
И выжечь на груди себе тот лозунг хриплый и проклятый:
Не покорись своей судьбе!
ЗА ЧТО Я ПОГИБАЮ?
Что за пожар в груди сжигает все дотла?
Что на моем пути вновь делает скала?
Карабкаться наверх, когда откажут ноги.
Не видно мне конца моей дрянной дороги.
Мне смерти лик далек, он словно сновиденье,
Когда повесят мне оброк за все при жизни преступленья.
Когда откроет глаз циклоп слепой и глянет,
Быть может, взрыва глас на километры грянет.
Быть может, я лечу и вижу под собою,
Не то, что я хочу, не связано с тобой.
И не забыть тот крик, и сердце вопрошает:
За что тогда поник, и что тебе мешает?
За что тогда погиб, отчизны не жалея.
Смеемся мы в тот миг и плачем, не имея…
Стервятники кружат и ждут добычи смрада,
Когда из темных врат выходят слуги ада.
Когда вдруг смерть тебе уже и не преграда.
Я крыльями взмахну, оскал свой унимая,
И кровь свою пролью, за что я погибаю?
СЕРЫЙ ПРОСТОР
Холодные камни покрыты водой,
И серое небо, и серый прибой.
Там серые тучи, покрытые мглой,
Там холод тягучий под белой луной.
А на море блики играют, плывя,
Как маяки на зов корабля.
Как мотыльки на огонь у костра,
С верой, надеждою к смерти руля.
Как далеки вы железные банки,
Килькой набитые, ромом пропитаны
Медные шашки в руках короля…
Ветер насвистывал песню матросскую,
Пел, завывая, и гнал нас вперед,
Сердца металл усложнял только взлет…
Вот над горами я, белых вершинами:
«Сколькие тайны вы скрыли пещерами?».
Вот и леса мои хвойные, теплые
Лапами мягкими греют простор.
Нежностью честною гладят, ласкают взор,
Ах как прекрасен этот простор!
***
Веет над миром призрак проклятья,
Сеет разлад кругом и мрак.
Помните люди: мы братья!
Знайте: война вся у нас в головах.
***
Я всего лишь тихий шум на коротких волнах.
И моя смерть давно уже свыше предрешена.
На небе боги, только небо далеко,
А здесь земля, и жить на ней давно уж нелегко.
Вся жизнь – борьба за клочок земли и шмат хлеба,
А кругом щебечут о свободе без гнева.
За столом сидит холеная сытая рожа,
И твоя судьба меньше всего его тревожит.
Пережить этот день или сдаться?
Ты сам решаешь, на какой стороне остаться.
Лежать на берегу или же в омут с головой.
Если чего, на дне мы свидимся с тобой.
Я видел свет в конце тоннеля, теперь там тьма.
Все, что имели, потеряли где-то впотьмах.
И воют дикие собаки и скалят пасть,
Сгоняя нас на дно оврага, чтобы упасть.
Ты оглянись кругом. Что видишь?
Отчий дом? За его стенами людей или зверей?
Или чертей? Шакалов с куском пожирнее.
Стервятники кружат, желая урвать что повкуснее.
Ты в зеркало взгляни, что видишь ты?
Видишь ли силу, добро, мечты?
Или лишь страшная тупая рожа?
Ты рад всему? И совесть тебя не гложет?
Ты можешь видеть, как нет давно твоей страны?
Как гнутся люди и смеются державы сыны?
Ты веришь в правду? Какая правда, все сложнее.
У нас нет правды, но от этого мы не умрем быстрее.
Решайся, сделай выбор или уйди.
Сойдутся или нет наши с тобой пути?
Мы проиграли бой, но без борьбы не станет легче.
Трамвай идет, и недолго уже до конечной…
ПРАВДА
Над рекою гроза, небо плачет, рыдает.
Холод, зубы стучат, нет родной стороны.
Сирота у дороги, в рвань закутавшись, туже скрутилась.
Нечем греться ей, бедной, кроме собственных рук.
Нет ни крохи во рту, и давно не бывало.
Куда только уж жизнь её не бросала.
Уж давно ей никто слова даже не скажет,
Она тихо всплакнет и на землюшку ляжет.
На другой стороне дом стоит в деревушке,
Живет бедно семья с стариком да старушкой.
Нет ни хлеба куска, ни гроша, чтоб купить,
Только все же семья продолжает все и жить.
Трудно всем, и с утра гнут свои они спины,
Все боятся кнута, жизнь дешевле скотины.
Рядом с ними не вдали барский терем стоит,
Там же все у печали, сердце, печень болит.
Из столицы приедет надзирать мужичок,
Потому как все деньги проиграл уж старший барский сынок.
Мать рыдает, барин мечет, на столе самовар, рядом свечи.
Много яств, только счастья и у них не поболее.
Лучше в земле лежать, чем с ярмом в чистом поле.
А в столице балы, все кругом словно в сказке.
Дамы в платьях, мужья их в сюртуках и кафтанах.
Кажется, вот он рай! Приходи, забирай!
Только гложет тоска, скука гложет, нужна.
Кавалеры в чинах, без гроша за душой.
Леди в платьях кисейных, все в корсетах,
И скучно, и смертельно так скучно.
И мечтают они полюбить мужика, бросить все,
Все покинуть и уехать в деревню.
Нянчить малых детей и мужей целовать.
Нет добра, лишь нужда, только скука и грязь.
Лень и пошлость, разврат, ужас, страх и разлад.
Только правда мечем вниз свисает с небес.
И судья ей не Бог и уж даже не бес…
ЗОВ
Нет, не идет из сердца боль,
Не хочет на бумагу изливаться.
Как терна шип засела вновь и рвет на клочья,
И режет будто сталь.
Но сталь не то, мне сталь будто родная,
Она мой инструмент, мой символ, мой тотем.
Я сплю, я ем, кричу и просто говорю.
В душе горю, я глух и нем,
И слышу только лишь себя.
Дурак, да это так, причем, я эгоист.
Пусть так, но мне плевать на все,
Мне в ад давно уж путь заказан.
Грехам давно уж нет числа,
Придет когда тот час, и буду я наказан.
Чего так откровенен я,
Так, словно бы на исповедь пришел.
Зачем? – Спрошу себя.
Ведь толку будет ноль.
Но я хочу кричать, все рвать на клочья!
И вновь взывать к глухим бездонным небесам.
Как я устал, как полон сил.
Как я пропал и как просил.
Но рана кровоточит и, может, вышел кол,
А сердце снова хочет закутаться в подол.
И ночью горемычной сжигать мосты назад.
И мне так непривычно, что мне здесь кто-то рад.
Я жалкий горемыка, поэт последних слов.
Так пусть хотя бы крик мой, услышите вы зов.
ДУША ПОЭТА
В багровом пламени горящего костра
Горели мысли и мечты поэта.
Сгорала дикая его искра,
Сжигая сердце жгучее за это.
Во тьме издалека был виден свет,
Манил зверье, проснувшихся врагов.
Освободившись от оков, душа поэта взлетала в небеса.
Терзаясь муками и сладостной той болью,
Писал стихи своею свежей кровью.
Писал, как те иные с чертом уговор писали,
И, ведя спокойный разговор, душу свою
В аду на муки вечные тогда же обрекали.
Но муки любит сердце и поет,
Как птица в свой последний час.
Ведь ей бы жить еще, но нет, она умрет,
Таков закон и перст судьбы, что указал тот путь.
Уж не покинуть вам его, назад уж не свернуть.
А на окне горит свеча, её огонь ослаб.
Но чую я, от ней же быть великому пожару,
Чему тут быть, того не миновать.
Будь ты хоть крестьянин иль родов высоких знать,
Ты смертен и не должен забывать,
Что путь один, и все мы там окончим.
Сгорим, утонем иль уснем,
В чужой стране, или вернувшись в отчий дом,
Мы все уснем, мы все уснем…
ВОЛК
Волки, волчья стая, что из дикой природы,
Сердца те, что бьются и чем-то пылают.
Огонь либо холод их маски срывает,
А время идет, весна наступает.
И вот из-под снега нам виден цветок,
Что слабость свою превзойти все же смог.
И выбрал путь света, стремясь к небесам,
Хотя и не верил давно небесам.
Давно превозмог он пороки и страхи,
Давно был готов к предстоящей атаке.
И вот, наконец, победил он в игре.
Не изменив чести, помог он судьбе.
Ручей пробивался сквозь тонкий снежок
И вниз по течению шел мудро волчок.
Уверенный сильный младой господин,
Пристыженный странник, лесов паладин.
Не знал он судьбы, только чуял добычу.
И к цели пошел он, поддавшийся кличу,
Лохматый и дикий, безликий дурак.
Он видел людей, но шаг не сбавлял,
Он чуял собак, но шел лишь вперед.
Он верил в себя, он чуял “Дойдет”.
Нет, спотыкнется, потрапит в ловушку.
Но волк только шел, не видя, не слыша.
И вот тихий выстрел – и пуля в боку,
Хотел идти дальше, но нет, не могу,
«Уж слишком мне больно», – подумал волчок.
И, лёгши на снег, все окрасил вмиг красным,
И воя прощанье, обрел покаянье,
В краю недоступных лесов распрекрасных,
Где нет ни собак, ни людей тех ужасных.
Где вечное лето и нет холодов,
Где будет свободен он без оков,
Закованный в шкуру младой господин,
Пристыженный странник, лесов паладин…