Между супругами назревал скандал. Виной этому стал ящик, телевизор то есть. Даже не сам телевизор, а то, что по нему показывали.
Взять новости, к примеру, они были все хуже и хуже. Но это понятно: если страна жила хуже, то уж новости никак не могли быть лучше.
А как озвучивали эти самые новости!
Иван Петрович как-то с ужасом заметил, что в двадцатиминутной программе три корреспондента не выговаривали “Р”. Мало того, что президент страны вызывал у большинства граждан чувство досады, так само это слово ПРЕЗИДЕНТ раз пятнадцать было произнесено так: ПРЛЕЗИДЕНТ.
Или вот еще. Московские газеты взяли моду писать о популярных телеведущих. Ивану Петровичу как-то попалась одна такая статья. В ней сильно хвалили ведущую за красивую внешность, за умение одеваться и за профессионализм. Иван Петрович читал и мысленно представлял ее себе, и у него что-то не сходилось. Вечером он, удивив жену, переключил телевизор на популярный канал и пристально уставился в экран: действительно, одета неплохо, причесана хорошо… Но речь! Что за речь? Даже глухой не мог не слышать, как она шепелявит. А глаза! Цвет глаз – да, приятный, глаза зелёные, но правый-то косит! Нет, он ничего не имел против. Возможно, кому-то в руководстве ТВ нравится эта легкая, кокетливая косина и милое, почти детское шепелявенье. Иван Петрович где-то читал, что некоторые мужчины испытывают сильное возбуждение от общения с женщинами, имеющими какой-либо физический недостаток. “Но мы-то здесь причем?”, – думал он.
Или взять телесериалы.
Иван Петрович прожил с женой тридцать лет, и теперь никак не мог понять, как эта умная, добрая женщина с высшим образованием могла смотреть все эти “Изауры”, “Марии”, “Тропиканки”.
В последнее время Иван Петрович сделался раздражительным, если не сказать хуже, и было отчего. Жена приходила с работы, торопливо сбрасывала обувь и, если была осень или зима, не снимая шубы, вбегала в комнату и нажимала кнопку ящика. Мало того! Кто бы ни приходил в квартиру – дочь или сын, зять или внуки – каждый считал своим долгом нажать кнопку.
Иван Петрович вскакивал с дивана, брал книгу и уходил в детскую, плотно закрыв дверь в ненавистную “смотровую”, ложился на кровать и пытался читать, но смысл прочитанного не доходил – в голову лезли нехорошие мысли. Через некоторое время он нервно вздрагивал. Рекламу давали в полтора-два раза громче, и она просачивалась через закрытые двери и даже через стену. Иван Петрович в бешенстве врывался в комнату с телевизором и кричал: “Да убавьте же этот чертов ящик! Совсем отупели, что ли?!”.
Реклама особенно бесила Ивана Петровича. Ее губительное действие он уже видел на своих внуках, которые всю телерекламу знали наизусть и пели мерзкие куплеты дуэтом в унисон с точнейшим соблюдением ритма, размера и тональности. Поначалу это умиляло, а потом стало пугать. Когда на дом задавали учить стихи – это вызывало затруднение. Слова “УНЫЛАЯ ПОРА ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ” были для детей такой же экзотикой, как, например, слова СИНЕКУРА или ЭКСГИБИЦИОНИЗМ для сильно пьющего сантехника ЖЭУ.
«Что же получается? – на полном серьезе думал Иван Петрович. – Выходит, что умственная работа всех наших предыдущих поколений будет сведена к тому, что в начале двадцать первого века мои родные внуки (не дай Бог) превратятся в грубых, бездушных, тупых существ, не имеющих ничего общего с тем, что называют Homo sapiens?!»
Иван Петрович уже давно догадался, что телевидение существует исключительно для того, чтобы крутить рекламу и брать за нее огромные деньги, а в перерывах между рекламой, показывать старье, дешевую развлекаловку, американский мусор, сериалы, политические склоки и новости, посмотрев которые, каждый раз хотелось повеситься или напиться.
За три дня до встречи Нового Года, после очередной серии особенно злобных, истеричных выкриков мужа – жена, с трудом сдерживая закипающие слезы, оделась, побросала кое-какие вещи в сумку и со словами: “Живи один, психопат несчастный!”, хлопнув дверью, ушла к дочери.
***
…Воздух в комнате был отвратительным, каким обычно бывает после марафонского застолья. Было первое января.
– Ваня! Если ты меня слышишь, открой левый глаз, – услышал он театральный шепот друга.
– Отстань. Который час?
– Щас узнаем.
Раздался характерный щелчок, и в Ивана Петровича впился омерзительно-бодрый, картавый голос:
– В Италии есть забавный обычай: в Новый Год входить без старых вещей. В этот день можно видеть, как из окон домов выбрасывают старые стулья, кресла, тумбочки, шкафы и даже телевизоры…
– И даже телевизоры, и даже телевизоры, – словно во сне повторил несколько раз Иван Петрович.
Он с трудом оторвал от подушки голову, налитую свинцом, волевым усилием разлепил набрякшие веки, со стоном поднялся с дивана и тяжело шагнул к окну. Затрещала рвущаяся бумага, посыпалась краска, и в комнату ворвался девственный морозный воздух. Иван Петрович резко выдернул шнур, схватил в охапку телевизор и с протяжным криком “Па-а-шо-о-о-л!” вышвырнул его в окно.