Андрей Безденежных. Новый сюжет

Первое посещение

Если вы пройдёте через несколько дверей, минуете металлоискатель и камеру дезинфекции, то попадёте в уютное, пропитанное духом конца прошлого века помещение с традиционным камином, видеомагнитофоном и картой Ульяновской области. Ещё вы увидите двух истинных джентльменов, вытянувших ноги к огню и лениво потягивающих кларет. Один из них и есть, собственно, мистер Шурлак Хомс, а другой – его друг и биограф доктор Дж. Вытьсон.

Мужчины со свойственным им сарказмом обсуждают вопросы секса, политики и прошедшие бега. Наблюдателю может показаться, что фразы слишком банальны и произносятся через равные промежутки времени, но вряд ли он придаст этому значение. Только пробыв в комнате не один час, вы заметите, что беседа не прекращается ни на минуту, ведется по кругу, и в пепельнице дымится все та же сигара.

Устав от ожидания, вы вежливо покашляете, но это не внесет никаких изменений в поведение джентльменов. Ещё через какое-то время вы решитесь заговорить и только тогда поймёте, что здесь что-то не так. Вы подойдёте поближе, заглянете в глаза и увидите мёртвые зрачки механических кукол. В гневе вы соберётесь уйти, но вдруг вникнете в смысл огромной, указующей на лестницу в глубине комнаты стрелки: «Кабинет Ш. Хомса и Дж. Вытьсона». Вы рассмеётесь и подниметесь на второй этаж, где застанете прежнюю картину, но на этот раз не купитесь, а будете подниматься всё выше, пока на седьмом этаже не увидите, что стрелка теперь показывает вниз, а у камина сидят всё те же два механических истукана.

«Я сам поначалу всегда путался», – скажет вам потом доктор Вытьсон. А сейчас вы, наверное, разозлитесь, сбежите по ступеням, хлопнете дверью и уйдёте, не удостоив вниманием неприметный ход, словно бы ведущий в чулан, из которого за вами давно наблюдают добрые смеющиеся глаза великого сыщика и его друга.

Дело об антигазетном садизме

– Вашу? – издевался Хомс.

– Мою, – я не терял самообладания, продолжая своё занятие.

– Редактор наверняка не обещал вам, что опубликует её в этом номере, – попытался успокоить Хомс.

– Не обещал, – сердился я, пробуя расслоить бумагу и найти что-нибудь внутри.

– Давайте, я вам помогу, – загорелся Хомс. – Нужно растянуть страницу и взять скальпель поострее…

– Хорошая статья? – поинтересовался он через несколько минут изощрённого антигазетного садизма.

– Нет, – сказал я и взял другую газету.

– Позвольте! – удивился Хомс. – Вы что, даже не знаете, в каком издании она может быть?

– Не знаю, – я был недоволен.

Хомс задумался.

Тем временем я прикончил всю утреннюю прессу и выкинул остатки в камин.

– Кретин! – хлопнул себя по лбу Хомс и выбежал из дома. Скоро он вернулся и довольно запыхтел трубкой.

– Вы чуть было не провели меня, Вытьсон, – гордо заявил он, словно бы между прочим поглядывая в мою сторону. – Я и вправду поверил, что вы от волнения ищете свою писанину между строк! И я спокойно дал вам уничтожить все газеты! – воскликнул он возмущённо. – Ах вы, гадкий докторишка! Думали, что я забыл наш вчерашний спор о том, выиграет ли лондонская команда! Вот! – он взмахнул купленной у разносчика газетой. – Выиграла!  Гоните шиллинг, моя взяла!

Я покраснел.

Кошмар на Бугор-стрит

– Какой мы можем сделать из всего этого вывод, Вытьсон? – снова спросил он.

Я поморщился.

– Потом вы скажете, что я – гений, заметил Хомс. – Но вы просто не желаете связать факты. Это же очевидно: с Бугор-стрит уволился дворник! Идемте из этой клоаки!

– А труп? – поразился я.

– Какой труп? Вы что, не чувствуете, как от него разит виски? У вас больное воображение, Вытьсон!..

Новый сюжет

Если вы растерявший пространственно-временные координаты путник по вселенным, и вам не ведом сей необычный способ, с помощью которого борется с налоговыми инспекторами великий детектив, если ваше дело действительно замешано на безотлагательном стремлении к нездоровому образу жизни, спросите у любого беззаботно резвящегося в песочнице и контролирующего улицу малыша, как вам найти знаменитого сыщика, заплатите за «крышу», заплатите за информацию, и вам тут же, без промедления, укажут нужное направление движения и дадут пару дельных советов для скорости.

Конечно, потом обиженный оскорблением к своему гостю знаменитость спустится разбираться, но сорванцов уже и след простынет, во всяком случае, так вам скажет детектив, отчего-то потирая покрасневшую щеку.

Теперь вы можете удобно расположиться в кресле, комфортно протянуть ноги от невыносимого жара камина, рядом с которым вас посадят радушные хозяева, и начать рассказывать свою скучную историю о наследстве, несправедливости родственников, поддельном завещании или бракоразводном процессе.

Вас будут внимательно слушать, кивать головами, иногда вынимая изо рта тлеющие сигары, и смотреть на вас глазами всё тех же мертвых механических истуканов…

Но это будет после, когда вы придёте, сейчас же у знаменитого сыщика посетителей нет, он медленно прогуливается по комнате, иногда останавливаясь и посматривая в окно, где дождь, сыро и осень.

Хомс мается со скуки.

– Вытьсон! – окликает он своего друга, описывающего очередную захватывающую погоню с участием великого детектива. – Как вы считаете, тот человек, пытающийся попасть к нам вчера на приём и измаравший дверь, действительно есть наш губернатор Гриоргий Черемшанский?

Ну что мне сказать. Я с сожалением отрываюсь от своих записей, ибо ко мне, к кому же ещё, обращается наш заскучавший гений сыска, поднимаю голову, выдерживаю минутную паузу, (знаю, он любит, когда я отвечаю, подумав) и произношу теперь уже широко известную фразу, положившую начало новому литературному направлению:

– В книгах появилась орфографическая плесень, Хомс, а вы со своими вопросами под руку. Началось, как обычно, с одной-двух типографских опечаток, которые заражают окрестные буквы. Так пятна расширяются, зияя островками бессмыслицы. Скоро, глядишь, вся книга – полная ахинея…

– Что?! – взрывается Хомс. – Что вы за ерунду несёте?! Что за шалости на страницах серьёзной книги?! Думаете, раз вы – автор, то можете вводить в текст совершенно нелепые высказывания, якобы говорящие о вашем высоком интеллекте?! Что за скучное начало у нашей истории? Что за «крыша»? Что за сюжет вообще? Откуда эти малолетние преступники?! Ну-ка, пишите нормальную поучительную историю с неожиданной развязкой и со счастливым концом! И чтоб мне без ваших авангардных выкрутасов, понятно?!

Ну что ж…

…Стоял приятный летний день…

– Так хорошо? – интересуюсь у Хомса.

– Да, – бурчит он.

…Один из тех замечательных июльских деньков, когда короткий добропорядочный ливень прибивает готовые ворваться в вашу форточку полчища пыли и (о, джентльмены, где вы?!) элегантно уходит, раскланиваясь клочьями рваных облаков, оставляя эфир для ласковых, играющих в свежести травы и асфальта солнечных лучей.

Великий сыщик только что вернулся в свою квартиру на Бугор-стрит с проветрившей головоломно закрученные извилины его исполинского мозга прогулки, снял мокрые башмаки и переоделся в домашний костюм («От Кардена!» – шептали завистники).

Ему было хорошо.

Я, его друг и биограф, скромный трудяга, а по совместительству боксер и невропатолог Додо Вытьсон, закончил последнее на сегодня письмо с ответом очередному поклоннику Хомса и собирался почистить запылившиеся после недавней перестрелки с мафией револьверы, когда в дверь постучали. Потом дверь непродуманно, вопреки этикету и сюжетному развитию, раскрывая агрессивные намерения, пнули ногой, и в комнате появился первый в этом произведении отрицательный персонаж – злобно размахивающий кулаками здоровенный детина в голубом с розовыми цветочками пиджаке.

Можно, конечно, сказать об этом моём состоянии, что я «не дрогнул». Но кто действительно не дрогнул, так это великолепный Хомс. (Вот его и проверяйте!)

– А вы к кому? – холодно осведомился он.

Не знаю почему, но его голос всегда успокаивающе действует на подобных джентльменов.

Детина отступил и, вежливо косясь на мои руки, улыбнулся:

– К доктору Додо Вытьсону.

– Вот, – скорбно поморщился Хомс, – я всегда говорил вам, Вытьсон, что мои клиенты – беззащитные фурии по сравнению с вашими посетителями.

Я суровым волевым усилием поднял сердце из пятки в приличествующее ему место, опустил револьверы и откашлялся:

– Я доктор.

Мои пациенты обычно так умиляют меня своим беспричинным доверием, так упрашивают, чтобы я постучал по ним молоточком, так расцветают, видя, что я записываю что-то в их амбулаторную карту, что я невольно становлюсь пушинкой, попавшей под выходную струю пылесоса, кувыркающейся, носящейся из угла в угол, растрачивающей силы на пустяшное самолюбование и не ведающей, что попадёт скоро во чрево беспощадного гудящего чудовища…

– Вытьсон! – оборвал мои фразеологизмы Хомс. – К вам человек пришёл, а вы ерундой занимаетесь!

– М да? – спросил я, отчаянно вспоминая первую фразу из медицинского разговорника.

«Как поживаете?» – так что ли?

Не спросишь же его: «Вы уверены, что вам не нужна консультация гробовщика?». Главное, отдать пациенту нить беседы и подвести его к осознанию неизбежного диагноза.

– Да вы больны, батенька!..

– М да, – утвердительно откашлялся посетитель…

Бремя Хомса

Пробираясь на квартиру к своему другу, я то и дело наскакиваю на занудливых репортеров, сующих мне в руки мятые теплые яблоки и заискивающе смотрящих в глаза в надежде выудить любое свежее высказывание знаменитого сыщика.

— Надеюсь, Хомс не зазнается? — спросил я у бригадира заменяющей меня на Бугор-стрит оравы секретарей.

— Нет, — ответил тот. — Например, когда к нам вчера заглянул премьер-министр, он влез на постамент и ничуть не важничал.

— Ну и ну! — рассмеялся я.

В комнате, окруженный десятками глиняных и восковых Хомсов, сидел мой друг.

— Вы думаете, что у меня мания величия, — констатировал он, обводя вокруг взглядом, и устало поморщился. — И не мечтайте. Вон, видите там, на ратуше? И в окне напротив? А еще двумя окнами правее? Теперь вниз окно, видите?

— Нет, — сознался я.

— Там фоторепортеры. Стерегут меня день и ночь. Так достали, что пришлось применить старую уловку.

Он наглухо занавесил окна, передвинул скульптуры и вернул шторы на место.

— Сбиваю им резкость, — пояснил он. — Все с ума посходили! Даже тетушка Хатсон продала стенограмму моих ночных бормотаний одной русской газетенке. Все греют руки на моей славе! А это все вы виноваты! Ваши дешевые рассказы обрушили на меня такую популярность, что я за молоком не могу выйти, чтобы не натолкнуться на интервьюера!

Я смущенно потупился:

— Кстати, Хомс, а что вы теперь едите на завтрак? — я вспомнил, что именно этот вопрос больше всего интересовал моего редактора.

Дело о перемене мест слагаемых

– Вытьсон, этот человек был убит, – сообщил как-то вечером Хомс, отчёркивая синим карандашом статью о самоубийстве во вчерашней газете.

– Само собой, – согласился я.

Хомс удивленно поднял глаза:

– Я сказал, что этот человек был убит, а не свел счёты с жизнью, как считает полиция и родственники…

– Я слышал, Хомс, – подтвердил я.

– Но почему? – изумился Хомс. – Почему вы не восклицаете: «Как вы догадались, Хомс?», «Гениально!» или прочую чепуху?

Я пожал плечами.

– Чтобы книги раскупались, необходим элемент неожиданности, – снисходительно разъяснил я. – Несомненно, читателю льстит, когда он предугадывает поступки героев, но иногда он должен быть просто ошарашен и не понимать, что происходит. Читатель должен усомниться, а не водит ли персонаж всех за нос, скрывая под маской простодушия острый ум и криминальный талант. Я меняю образ автора, Хомс! Отныне я буду главным действующим лицом, раскрывающим коварные преступления, вам же отводится роль сыщика-дилетанта, выводы которого методично опровергает более опытный товарищ!

– Ну-ну, – сказал Хомс. – Тогда, может быть, вы скажете мне имя человека, который через минуту-другую войдет в нашу гостиную? Хоть вы и недоумеваете, я ручаюсь, что вы располагаете всеми фактами, остается лишь собрать их воедино…

Я задумался.

– Ну конечно! – вскричал я вскоре. – Это будет инспектор Лу Стрейд!.. Моя логическая цепь такова: инспектор имеет обыкновение в это время прогуливаться по Бугор-Стрит. Вы же, только заметив его, начинаете пиликать на своей мерзкой скрипке, чтобы обломать ему удовольствие. Он уже настолько привык к этим вашим проискам, что отсутствие обозначенных звуков вызовет в нём опасение за вашу жизнь, и он поднимется сюда, что бы узнать, как вы себя чувствуете!

– Хм… Недурно, – сказал Хомс. Я обласкал его самодовольной улыбкой.

– Есть, правда, одно «но»… – продолжил он, взял скрипку, подошёл к окну, пригляделся к прохожим и стал выводить гнусные трели.

Я задумался.

– Хорошо, – сказал я. – Знаю, что вы сделаете, когда я назову имя этого человека. Вы бросите играть свой поганый авангард, который называете передовой музыкой, и, как все нормальные люди, заиграете Моцарта. Сэр Джон, меломан из дома напротив, предупреждал вас, помните, что если вы ещё раз вздумаете доводить его современной музыкой, он тотчас же ворвётся в ваш кабинет и растопчет коллекцию курительных трубок. Не нарывайтесь на неприятности, Хомс, играйте классику!

– Неплохо. – Хомс умолк и тоскливо смотрел в окно.

– А сейчас вы пытаетесь выкрутиться и обдумываете, не швырнуть ли скрипкой в прохожего, чтобы я построил неверное предположение, что именно этот прохожий поднимется к нам выяснять отношения. Однако я просчитал эту возможность и знаю, что он этого не сделает, так как вы – национальная гордость, вас все любят и знают, что если вы швыряетесь скрипками из окна, это к перемене в Палате Лордов. Так что прохожий побежит не сюда, а в редакцию какой-нибудь газеты с сенсационной новостью…

В дверь постучали.

– Кто это, Вытьсон? – спросил Хомс.

Я запаниковал.

– Ошиблись дверью? – предположил я в отчаянии.

– Нет, – улыбнулся Хомс. – Я сказал вам, что вы располагаете всеми фактами. Это же просто, как дважды два, Вытьсон! Сколько сейчас времени? 15.59. Какая табличка висит над нашей дверью? «Часы приёма с 16.00 до 18.23». Миссис Хатсон продала уже три талончика на 16.00, 16.15 и 16.30. Это клиент, Вытьсон! – он склонился над книгой предварительной записи. – Некий Джонсон и Джонсон…  Входите, пожалуйста!

Дело о Вито Торчелли или Доверчивый

Что, если слово «Вытьсон» приведено для отвода глаз, а остальная надпись содержит зашифрованное послание?

Разобьём текст на группы из трёх букв: НЕХ, ОРО, ШИЙ, ЧЕЛ, ОВЕ, КБА, НДИ, ТИК, ОНО, ВАЛ. Первые семь групп отбросим как бессмысленные, а в трёх последних, являющихся словами, прочтём сначала первые буквы, потом вторые и третьи. Что получится? ТОВИ НА КОЛ.

Вполне осмысленная фраза, содержащая указание, как поступить с человеком, зашифрованным под словом «тови».

Меняем местами слоги, получаем: ВИТО, нормальное гангстерское имя.

Что там в вечерней газете? Вот видите: «Известный мафиози Вито Торчелли посажен на кол сегодня днём, как считают, в отместку за устранение им главы соперничающей группировки».

– Вытьсон, у вас челюсть отвисла! Экий вы доверчивый! Какой Вито? Какой кол? Вечерние газеты принесут через два часа. Разве можно покупаться на такие детские розыгрыши!

Параболы судьбы

Я посмотрел на часы. Было четверть первого. Через какое-то время моего бессмысленного глазения в окно стало 12.32.

Я зашевелился.

– Хомс, вы собираетесь сделать хоть какой-нибудь ход? – вежливо поинтересовался я.

– Я обдумываю, – сказал Хомс, держа короля в поднятой над доской руке.

– Взялся – ходи, – напомнил я.

– Знаю, – буркнул Хомс.

Честно говоря, ходить ему было некуда. Все поля вокруг были биты, а на том, куда он мог поставить короля, стояла противопехотная мина.

Хомс подкинул свободной рукой монетку.

– Орёл, Вытьсон, тоже птица, хоть и не сова, – сказал он многозначительно.

Между тем правая его рука медленно сжимала несчастную фигуру, а рот кривила жёсткая усмешка.

– Я сдаюсь, Хомс, – заявил я.

Хомс улыбнулся.

– В какой момент вы поняли, что ваша позиция безнадёжна?

Я промолчал.

– И этот человек пишет моё жизнеописание! – возмутился Хомс. – Вы не умеете играть в шахматы, а хотите разобраться в логических параболах моей судьбы!

– Что-что, а вашу судьбу я знаю лучше, – обиженно заметил я. – Хотите, напишу, как вы провалили дело на Пальцинском острове?

– На каком ещё острове?

– Когда вы просидели всю ночь в воде, ожидая преступника, а под утро рыбы обгрызли вам палец…

– Какой ещё палец? – ещё более искренне удивился Хомс.

– Не помните? А говорите, что я не разбираюсь в логических параболах вашей судьбы…

В этот миг в дверь постучали. Хомс перевернул кепку козырьком вперед и развернулся к окну.

– Меня нет, – обиженно сказал он и запыхтел трубкой.

Вошедший человек представлял собой смесь всевозможных направлений живописи: строгие ботинки в стиле классической средневековой школы, широкие галифе в духе социалистического реализма, пиджак невероятных форм и расцветок, напоминавший о представителях абстрактного искусства, лицо, словно сошедшее с полотна кубиста, и простенькая шляпка в виде стеклянной банки с испражнениями в концептуальном стиле.

– Привет, – улыбнулся человек и поднял свою строгую правильную руку античной скульптуры.

– Вытьсон! – прошипел Хомс. – Напишите, что это всё, что ему было нужно! Он выяснил, который час, и пошёл дальше по своим концептуальным делам!

– Я, собственно, только и хотел узнать, сколько времени, – сказал загадочный человек, – но потом подумал: «А свожу-ка я вас к своим друзьям на Пальцинский остров!».

– Зачеркните! Зачеркните это! – закричал Хомс, вскакивая. – Я признаю, что вы вольны крутить моей судьбой! Я признаю, что все мои претензии на свободу волеизъявления персонажа не обоснованы и порочны! Я признаю…

– Оп! – сказал я, и загадочный человек исчез.

Его последний трюк

– Мой добрейший Вытьсон, – говорит Хомс, обводя комнату недоумённым взглядом, – где вы?

Я, приняв сначала это за шутку, насторожился.

– Где вы, гадкий маразматик?

Это было уже слишком, я причесался, вымыл руки и шагнул к окну:

– Я здесь!

Но Хомс продолжал шарить в ящиках с рухлядью, перетрясывал книги и заглядывал между половицами. Налицо были все признаки умственного расстройства.

Я поднял трубку и набрал номер психушки (при этом Хомс зачарованно смотрел на телефон).

– Алло, – сказали на том конце.

– Здравствуйте, мой адрес…

– Алло! – нетерпеливо перебили меня.

– Здравствуйте! – повторил я.

– Алло! – сказали с раздражением и бросили трубку.

Я перенабрал номер, но всё повторилось.

Немного странно реагировал Хомс, он подбежал, выхватил у меня телефон и бросил на столик.

– Ну не нужно так волноваться, – попробовал я его успокоить.

Хомс занавесил окна, взял кочергу из камина и внимательно оглядывал вещи.

Я, волнуясь, вынул сигару, спички и закурил.

Хомс настороженно смотрел, а потом рассмеялся.

– Вытьсон, это вы! – сказал он с облегчением. – А я думал, это галлюцинации.

– Ну конечно, я!

– Можете не отвечать, я вас не слышу, – улыбнулся Хомс. – Я всегда подозревал, что это произойдет!

– Что, Хомс?

– Давайте так, – он уселся в кресло, – если вы меня слышите, нарисуйте сигарой круг в воздухе.

– А если нет – квадрат, – съязвил я, но подчинился.

– Гениально! – воскликнул Хомс. – Наверное, вы думаете, что я сошёл с ума! Какая чушь! Вы невидимы!

Я впервые об этом задумался.

– Более того, – продолжал Хомс, – вас вообще нет! Вы так долго описывали мои похождения, что полностью превратились в автора. То есть в того, кто сейчас пишет этот рассказ, и у кого из-под пера выходят синие черточки. Боюсь, теперь вам придётся придумывать какой-нибудь иной способ общения со мной. Ведь я не слышу, что вы там бубните над тетрадью.

И простите, что я обозвал вас гадким маразматиком, в конце-то концов, и эта фраза родилась у вас в голове!

Я оторвал взгляд от написанного и огляделся.

Типичная квартира гадкого маразматика.

Я прибавил ещё одно предложение о том, что прибавил ещё одно предложение и поставил многоточие…

Убить Хомса

Хомс сидел в своем знаменитом кожаном кресле и уныло выщипывал струны своей скрипки. Струны сопротивлялись и противно звенели…

– А вам не надоело, Вытьсон, – обратился он ко мне, – докладывать читателю обо всех моих действиях? Давно бы написали какой-нибудь дешёвый роман или сценарий для телесериала. Глядишь, заработали бы пару баксов мне на новую трубку

– Нечего было выкидывать старую, – зло откликнулся я.

Вчера, вняв своему внутреннему голосу, поведавшему мне о том, что с этой литературной деятельностью я совсем забросил врачебную практику, я решил убить Хомса. Купил на рынке нож для разделки мяса, разложил все свои истории о нём на столе в кухне, мелко их порубил и нашинковал соломкой.