Мы были людьми умными. Я не говорю — гениями или нечто в этом роде. Я говорю — умными людьми. В каждом из нас жила не просто искра, пламя, что подобно сосредоточию огня в факельном кубке обитает в непревзойденном таланте мыслителя, нами обладал жар, — жар невероятной и великолепной силы. Яркое пламя знаний. И нас было — двенадцать. Ровно столько, сколько месяцев в году. Один раз мы даже загорелись идеей дать название каждому из нас того или иного месяца. Мне бы подошел Май. Это не мое личное мнение, просто однажды мой брат (его бы я назвал Августом) сказал так:
— Ты полон светлых надежд! Я бы назвал тебя Май.
Но мы не дошли до этого представления. Мы не давали друг другу никаких имен. Наши головы занимали фантастические вещи, и если грань невозможного пересекалась с гранью возможной, вполне реальной чертой, мы легко ее различали и создавали предметы, далеко предшествующие ход человеческого развития. Хотя мы учились в разных сферах и знали науки, и даже больше — в каждом из братьев находилось особенное свойство, пристрастие к чему-либо определенному. К примеру, самый старший из нас в какой-то момент осознал, насколько близок к раскрытию тайны возникновения самой вселенной. Он остановился в работах только лишь для того, чтобы предаться короткому отдыху.
Я спросил его, есть ли бог.
— Есть, — твердо сказал он, — Бог есть.
Потом он принимал обычную для себя позу, при которой входил в транс, и, положив руки на колени, впадал в раздумья.
— Далеко я зашел, — говорил он, не открывая глаз. — Мне надо передохнуть.
Около месяца он не двигался. За это время один из нас, самый младший, придумал изобретение, способное поднимать человека в воздух, достаточно было зажать его в кулаке.
Я спросил его, зачем он его сделал, ведь нам все равно нельзя покидать пещеру, и он ответил:
— Я сделал его, чтобы подниматься под самые ее своды.
Затем он поднялся в воздух и летал под самым потолком, выкрикивая чудесные слова на разных языках мира, а мы смеялись.
А затем к нам пришли другие люди, те, кто жили давно и боролись, и умирали; рождались, создавали и предавали многое смерти. Но они не зашли в пещеру, а остановились у ее основания. Они грубо кричали и толпились, и их количество сводилось к тысячам. Среди них были и те, кто часто побеждал в войнах, надевал мантии и вел народы к войне, или те, кто с музыкой и гобеленами говорил о боге, но при этом призывал к уничтожению других, кто видел в своем предназначении смысл изменить судьбы большинства, сделать реку морем или море рекой.
И сейчас их предводители настроили народ против двенадцати.
Тот, кто был самым красивым из нас, он же умел сочинять стихи и петь самую божественную музыку и знал все языки мира лучше всех нас, он сказал:
— Я выйду и смогу их переубедить.
— Contra rationem! — сказал тот, кого бы я называл Июлем. Он тоже знал языки и часто именно он был ему собеседником. — Одумайся!
Но самый красивый из нас не послушал. Он верил в силу своего слова и пошел на свет.
И когда он вышел из пещеры, наверное, за многие годы, лучи ударили ему в лицо, а затем тысячи стрел впились в его тело сразу, и он упал, сраженный, не успев ничего произнести.
Тогда другой брат, рассерженный, сказал о том, над чем он давно работал, чтобы пламя укрыло тысячи и пожрало, — оно пожрет их! — вскричал он, но тут проснулся самый старший и сказал так:
— Пришло наше время. Уничтожьте все, что создано, и выйдите подобно вашему брату, чтобы исполнилось все, к чему нас готовило мироздание. Не нам решать их судьбы; не нам отнимать их жизни.
Таковы были эти слова. И эти слова так глубоко запали в мое сердце.
Тогда мои братья, все до одного, стали выходить на свет и падать сраженные; а я, прежде чем выйти последним, написал на стене пещеры, что всегда верил в разум и добро настоящего человека.