В районе соснового бора играть интереснее всего. Тут бои шли, немцы напирали, и наши их били. Кулаком, штыком, гранатой… Кто чем мог. И мертвых местами тут же хоронили. Так и представить недолго, что в игрушечном бою, рядом с Петькой и Стасом Беленко, вырастают плечом к плечу советские воины. И кто-то подыгрывает им, беззвучно крича «Уррааа!», а иные стоят в сторонке, набивая призрачным табаком махорку, и наблюдают, как Илья с Никиткой к земле прижимаются, изображая стрельбу по противнику. Наверное, все дети играли в войну против фашистов, а до того – против немцев и австрийцев Первой мировой, а до того – против войск Наполеона. Это щемящее чувство – представить себя героем, ощущать чем-то большим, чем Ваня или Надя. Нет, ты больше не обычный ребенок – ты воин, защитник Родины.
Петька со Стасом во время игры всегда говорят, что их дед в пехоте служил, войну прошёл и награды имел. Илья про дядю-летчика рассказывал, Никитка – про бабушку, машинистку военного эшелона. А если на поляне появлялся младший – Алеша Крупин, из крайнего дома под зелёной крышей, ему доставалась роль врага. Противником мальчик быть не хотел, но и аргумента вроде родственников – участников войны, у него не было. А в поселке все знали, что был такой Федор Крупин, который на войну ушёл да и пропал без вести. И шептали по дурости, что сам он в плен сдался или перебежал. Бабка Алешина документы, как немцы пришли, все сожгла, так и пропал след, не осталось ничего.
Мальчишки принесли с собой струганные палки – воображаемые автоматы, а Стасик с Петькой по дороге набрали камней – гранат. Алёшка тоже пришёл. И снова ему быть фрицем, выходит. Он разозлился, покраснел, даже сквозь светлую челку был виден розовый лоб.
– Не буду фашистом! Не хочу! Да я, может, герой! И почище вашего. Вы только своими предками хвастаться горазды. Вот только они – не вы. Может, вы первые побежали бы. А я бы остался! И всех победил!
– Ой, победил он! – сгримасничал Никитка.
– Да сам и побежал бы, так что одни пятки и сверкали б! – подхватил Стасик Беленко.
– Не побежал бы! – горячился Алёша.
– А чего спорить? – выдал самый старший, Петька, – на той стороне оврага, в чаще, минное поле было. Старшие сказывали, что, сколько ни разбирали, а все ж остались снаряды. Так вот предлагаю проверить, трус ты или нет. Пройдись по полю, коли шутишь. Тогда быть тебе вечным командиром.
Алёшка вздрогнул. Мины… Шутка ли! Идти туда, где так страшно.
– О! Боится! Сейчас к мамке побежит, – опять начал гримасничать Никитка. И закатил бледно-зеленые глаза к переносице.
– Трус! Цыпленочек! Девчонка! – дразнили Илья и Стасик. Петька молчал, только усмехался.
– Ладно! – выпалил Алёша и, чтобы не передумать, тут же развернулся и пошел в нужную сторону. – Только как вернусь, буду командиром, понятно?
– Зуб даю, – подсмотренным в кино движением цыкнул по зубу Петька. Остальные смолкли, но пошли за младшим. Посмотреть, как он преодолеет поле, уж очень хотелось.
На краю оврага Алёша остановился. Замерли и остальные.
– Мы дальше не пойдем, – заявил Петька, – здесь подождём. Если ты не передумал, – с особой интонацией сказал он.
– Не передумал, – дёрнул плечом Алёшка. – Я не трус.
И стал подниматься по краю. Сделать это было достаточно просто, природная лестница была широкая и удобная для маленьких ступней. Как будто ждала его, Алешку, с его подвигом.
Вот и поле. Алёшка медленно вздохнул, ещё раз обернулся к ребятам, кивнул им и смело шагнул вперёд. Идти было страшно. Один шаг, второй… Он до боли в глазах всматривался в траву, в надежде заметить опасность. Но ничего не было. И шаг следовал за шагом. Внутренняя пружина постепенно разжималась, страх отступал. Он уже почти на конце поляны. Ещё чуть-чуть. Прошёл. Он, Алёшка, прошёл! И теперь его никогда не назовут трусом! Как же здорово!
– Эгегей! Ребята! – крикнул мальчишкам весело, – я прошёл! Справился! Поднимайтесь!
Вскоре показалась выцветшая макушка Никитки, следом Илья, а потом и Беленко.
– И правда, прошёл, – присвистнул Петька, – ну что, командир, поздравляю! Храбрец!
– Ура Алешке! – поддакнули Илья и Стасик.
– Велика храбрость! По полю пройти! – вдруг выдал Никитка. – Нет тут ничего, ты, Петька, наверное, что-то перепутал. Обычная лужайка. А то брехал – тут про минное поле, а и нет его.
– Тут оно, кому сказано! – отбрил его старший их мальчишек, – в поселке так говорят. А люди просто так болтать не станут.
– Ой, люди! На блюде… – гримасничал Никитка. – У них и домовые водятся. Слушай больше! Я сейчас сам пройду, и ничегошеньки не будет! Потому что тут нет никаких мин!
Он резко припустил с места так, что Петька не успел поймать за шиворот, хоть и пытался.
А Алёшка на другой стороне замахал руками.
– Осторожно! Не надо!
На что Никитка показал язык и пошел дальше, будто и не заметил криков ребят.
Он прошел уже две трети пути.
– Ну, и? Нет тут ничего! Говорил же!
Последняя фраза потонула в грохоте и взвившейся земле. Раздался взрыв.