1.
Когда Петра Романыча Комарова вытащили из воды, он долго не мог прийти в себя — лежал себе на берегу и отплёвывался, никак не реагируя на происходящее. Озадаченные водолазы стояли рядом и фотографировали мужика во всех ракурсах: как ни как, его смыло с лодки пять дней назад, и все уже давно искали труп. А тут — на тебе! — живой, и вроде невредимый.
Один из водолазов взволнованно объяснял коллегам:
— Там было метров пятнадцать глубины, дно взбаламучено, в облаке ила ни черта не видно. Свечу фонарём и вдруг вижу его среди рыб. Ну, долго не думал, схватил за шиворот и начал подъём. А он как давай отбиваться, чуть маску с меня не сорвал! Пришлось приложить его немножко.
Сказав это, водолаз снова наклонился над утопленником и защёлкал у того перед носом пальцами:
— Ау, мужик. Ты как? Помнишь себя? Кто ты?
Пётр поднял блуждающий взгляд на спасителя, потёр ушибленный лоб и сказал:
— Я карась, а ты — мразь.
— Ничего себе, — нервно засмеялся водолаз и отошёл в сторонку, а Пётр поднялся на ноги, отряхивая одежду от налипшего песка. Когда дело дошло до задницы, он словно удивился чему-то, перевёл взгляд на водолазов, на звёздную ночь и безлюдный пляж. Потом снова посмотрел на свой зад, и глаза его наполнились смыслом. С непонятной обречённостью в голосе Пётр произнёс:
— Без хвоста и жизнь не та.
2.
Неудивительно, что к своей жене Пётр попал лишь только после утомительной беседы с психиатром и полного врачебного обследования. Его признали вменяемым и полностью здоровым. Во всяком случае, разобрать, что написали в сопровождающих записках, было невозможно, а раз уж отпустили, значит всё нормально. В интернете уже вовсю гулял демотиватор с изображением мокрого лица Петра Романыча и надписи: «Я карась, а ты — мразь».
И зажили супруги Комаровы вроде по-прежнему, если не считать некоторых странностей в поведении Петра: супруга вскоре заметила, что есть он стал гораздо меньше, чем до «утопления», всё больше молчит и принимает ванну по несколько раз в день.
Кроме того, Пётр после своего чудесного воскрешения всё время говорил какими-то нелепыми поговорками, но Клавдии Ивановне было всё равно, ведь ещё месяц назад она подыскивала ему гроб и торговалась за мраморный памятник. Впрочем, женское любопытство и лопатой не убьёшь, поэтому Клавдия Ивановна иногда заводила осторожный разговор на тему, как же всё-таки чудесно получилось — «ты провёл несколько дней на дне морском и выжил!». Пётр отмалчивался.
Через год он избил рыбака и загремел-таки в психушку. Вскоре его выпустили, так как сочли вполне безобидным, если не провоцировать, конечно. Жене его посоветовали не показывать передач о рыбалке и всего такого. Клавдия Ивановна согласилась. Правда, полностью оградить мужа от рыбаков и снастей не получалось — её брат — Семён — был заядлым рыболовом и часто гостил у Комаровых. Что интересно, Пётр Романович относился к нему с теплотой, и никогда не пытался ударить.
— Голавля в этом году что-то нет, — пожаловался однажды Семён.
— Голавль ушёл в Ярославль, — на полном серьёзе ответил Пётр Романович. А затянувшись сигаретой, философски добавил: — Кит дело говорит.
Зная его склонность к «рыбным» прибауткам, Семён иногда подкалывал Петра:
— У тебя усы, как у сома. (Кстати, это правда, — прим.авт.)
— Да у сома — ерунда, — ответил Пётр. — Вот у кита — это да.
3.
Получив инвалидность по состоянию душевного здоровья, Пётр стал часто смотреть телевизор. А там сплошная политика. Предвыборная кампания в стране шла вовсю. В прямом эфире — грызня конкурентов и чёрный пиар. Обещания угодить всем лились на избирателей водопадом. Когда Пётр возвращался домой из магазина, он увидел криво приклеенную листовку на двери подъезда. Лицо кандидата на ней смело глядело в будущее. И надпись:
«Голосуйте за меня. Сытой будет вся семья»
— Сытый народ. Воды — полон рот! — воскликнул Пётр Романович и плюнул с досады.
Через семь месяцев после выборов этот самый кандидат уже будучи на новой должности был пойман с поличным на крупной взятке. Как результат — небо в клеточку.
— Он дурак был смолоду — угодил на сковороду, — прокомментировал арест Пётр Романович и закрыл газету. А ещё через неделю арестовали всех подельников коррупционера. Они, конечно, отвергали обвинения — в стиле Петра Романовича такое поведение называется «Я не я, чешуя не моя», — но посадили всех до единого.
— Минтай или карась, сковородка на всех одна-сь, — сказал Пётр Романович своей жене и пошёл набирать ванну. Видимо, он ушёл с газетой, потому что через десять минут в ванной послышался смех, и последовала фраза:
— Назвался селёдкой — ложись в сковородку.
Наверное, прочёл и про арест жены политика, на которую был оформлен нехилый мебельный бизнес.
4.
Летом супруги Комаровы уезжали на дачу, где Пётр тайком ковырялся в чернозёме. Он искал червей, набирал полную баночку и нёс её к лесному пруду, где до самого вечера кормил рыб. В поисках червей он рыл грунт голыми руками, а не лопатой, потому что боялся разрубить червя и оставить тем самым какую-нибудь краснопёрину полуголодной. И вот однажды он проткнул ладонь старым гвоздём. Началось заражение, ладонь пришлось отнять. Пришли фантомные боли и трудное обучение владению левой. Как же трудно было переучиваться! Пётр норовил размешивать сахар в чае правой рукой — культя опрокидывала кружку. В автобусе кондуктор требует оплаты проезда — Пётр суёт руку в карман и вместо мелочи вытаскивает обрубок. Кондуктор кричит! В магазине Петру протягивают сдачу — купюры летят мимо культи.
— С одним плавником не жизнь, а дурдом! — в сердцах кричит наш герой и идёт в ванную.
5.
Медленно, но верно повзрослели дети Комаровых — Леночка и Алёшка — и уехали в другой город на учёбу. Клавдия Ивановна поначалу сходила с ума от тоски и плакала мужу в плечо.
— Дети не с нами — зато с плавниками, — утешал жену Пётр Романович.
6.
Жизнь медленно подходила к концу, и чем ближе была смерть, тем сильнее тосковал по воде и рыбам Пётр Романович. Дважды он пытался броситься в море и оба раз его успевали перехватить. В конце концов, когда Петру исполнилось 72 года, Клавдия Ивановна увезла его подальше от моря в центр России. Пётр совсем захирел. Он окончательно переселился в ванну и лежал там по шею в воде, временами подкручивая вентиль горячей воды левой рукой. Так прошло ещё пять месяцев, пока Клавдия Ивановна не услышала в ванной испуганные крики. Прибежав туда, она обнаружила мужа при смерти.
Он сжал её руку своей и посмотрел Клавдии в глаза.
— Зажарь меня на сковородке, — прохрипел Пётр, дёрнулся раз, другой, и вовсю забился в конвульсиях, разбрызгивая воду. Через минуту он умер, а Клавдия Ивановна вся в слезах бросилась за помощью. Когда пришли полицейские с врачами и спустили воду из ванны, перед ними предстало мёртвое тело старика, до самой груди покрытое чешуёй; ноги мертвеца срослись в районе щиколоток.
7.
Шумиха в СМИ поднялась невиданная. Тот самый психолог, что самым первым обследовал Петра Романовича, содрал с крупного издания кругленькую сумму за то, что поделился воспоминаниями о той июльской ночи на берегу Чёрного моря.
— Когда я начал с ним разговаривать, он меня сразу перебил: я, говорит, жил под водой, а ты кто такой? Трудно было вести с ним беседу, знаете ли, — признался психолог. — Не стал сдавать его в психушку, всё-таки мужика пять дней мёртвым считали, вот и решил его жену порадовать.
8.
Сама же Клавдия Ивановна через год после его смерти мужа отдала в печать книгу, над которой корпела последние десять лет. Так на прилавках страны вскоре появился новый бестселлер — «Назвался Садко — ныряй глубоко. Рыбные афоризмы Петра Комарова». Да что я рассказываю, вы-то уж наверняка её читали. Помните?
— Не за каждым червём крючок, но за каждым крючком рыбачок.
— Заморил червячка — накормил рыбачка.
— Нет червей — баклуши бей.
И так далее.