Александр Воронин. Неподаренная подвеска

 

Ночь забыла завести будильник и проспала. Но большой белый автобус уже стоял на остановке. В его витринных окнах парил янтарный свет. Рихтованная (молотком, как сумел) со всех сторон железная обшивка внушала доверие, что техника не запущена, а напротив, ухожена. Пятна охристых заплаток на красных полосах, празднично оборачивающих человеческую тару, в целом придавали изрикошеченному изделию вид конченого дизайна. Пока водитель, задрав ему хвост, шарился, окунувшись с головой в тёмное пространство в поисках неизведанного, толпа подогревалась, толкая друг друга в плечо и тёплыми перебранками. Наконец, крышка заднего капота грякнула, и водитель запрыгнул в кабину. Двери ЛАЗа недовольно и громко, выдохнув через нос, сжали свои меха и, пиликнув по‑быстренькому уменьшённую терцию где-то в третьей октаве, распахнули оба лаза в свой вакуум. Антон в числе первых протиснулся в задний проём и прыгнул на сиденье, заняв места приятелям-студентам. Втянутые наконец-то законами физики Максим и Ленка плюхнулись рядом, со смехом рассказывая, что у них чуть глаза не выкатились, когда их расплющило среди двух амбалов и пенсионерки Маши с мешком наперевес.

Через пять минут автобус всосал всё до мельчайшего лукошка. Салонный свет на улицу больше не просачивался. Водитель в это время полюбовался медными монетками, одна к одной облепившими периметр лобового стекла, которые Антон воспринимал как занозы, загнанные под ноготь, и приткнул справа собственноручно подписанную табличку с названием маршрута.

— Шеф, ну скоро там поедем? — раздался бодрый голосок.

— Как только заведёмся, так сразу и поедем.

— Я уже, практически, завёлся!

— Ну значит, ты можешь ехать!

Автобус издал три жеребчиных гогота и разродился облегчённым урчанием, потушил прижатый под потолком остаток электрического света и, довольно хрюкнув, тронулся.

 

Уже со стартовой площадки в утренние рейсы даже такой большой транспорт, доставляющий людей в город, заполнялся битком. Так всегда казалось. Но по пути он делал ещё шесть-семь остановок и втискивал всех, и даже бабушек с лукошками. Иногда водитель выходил из себя и из своей кабинки и пинками втрамбовывал торчащие в дверных щелях локти, спины, сумки… А когда смягчался, то двум-трём последним, не вместившимся пассажирам позволял пролезть в салон через водительское кресло. Некоторые из бабушек курсировали прилежнее прилежных студентов, и среди них были, я вам скажу, и наглые.

Многим стоя́щим до поручней было не дотянуться, но острой необходимости в этом не было, так как в такой давке упасть на пол было невозможно. Вечно недоспавшие студенты, блокированные от общения, спали стоя, добирая целый час, надёжно вверив своё тело толпе. Но в основном, студенческая молодёжь занимала места на корме. Самое заднее сиденье было сплошным на всю ширину автобуса, как диван, а следующий ряд был развёрнут к «дивану» лицом, так что было удобно общаться или дремать сообща. Жара и иногда вонючая смесь палёной резины с какими-то протухшими солёными огурцами, исходившие от двигателя, не смущали, а действовали даже как веселители.

— Я в стройотряде, — продолжал свои истории Максим, — когда сказал, что поступил в пед, Наташка обрадовано так спрашивает меня: «Фак?» (в смысле, факультет какой) «Иняз», — зачем-то решил прикольнуться. Она засияла пуще прежнего и сказала, что тоже с иняза, англичанка. Я облегчённо вздохнул, ведь я немецкий в школе учил. И тут она говорит: «А какой стих на экзамене рассказывал?» — «Гм… Хороший, про любовь!» — «Расскажи, так интересно немецкий послушать!» А я только и знал песню на немецком — нашу «Взвейтесь кострами синие ночи…», и то один куплет. Ну, я с деловым видом, лирично, со вздохами и паузами куплет и рассказал. Всё! Прокатило! Фу-х! «А песню, — говорит, — какую пел, спой!» «А что, у них на экзамене ещё и петь надо?» — засомневался, но спорить не стал. Пришлось ещё раз повторить, только теперь всё это напевая. Лохотрона не просекла и так и думала, что я коллега. Ох, лобызались мы с ней! А потом я познакомился с Ириной! Красивая такая брюнетка! Подкожный жирок женский такой мягонький, трогательный! Ей сказал, что я с худграфа. Вечером идём к ней в комнату. Комната оказалась та же, откуда и Наташка! Пипец, думаю, но иду! Наташки так и не лицезрели на месте пока я не ушёл. А ушёл я очень нескоро. В комнате другие девчонки уже спать улеглись. Было темно, лишь свет уличного фонаря, подглядывая за мной в окно, позволял и моему зрению едва различать предметы. Мне, говорю, как будущему художнику, необходимо женской красотой любоваться! Ириш, ты можешь мне свою грудь показать?! И она покорно, может даже, и с удовольствием, но очень целомудренно кивнула и стала раздеваться. Я обалдел! Для приличия на минуту отвернулся, чтоб значит не смущать и дать возможность освоиться, как мне казалось. Ведь я же джентльмен!.. Ребята, со мной такое впервые! Чтобы вот так, без жеманства и ханжества. Хотя, на самом деле, скромная, порядочная девчонка. Кроме груди, очень красивой, ничего лишнего я себе не позволял. А как она целуется! — Максим, сладостно лыбясь, прикрыл глаза.

— Ну ты и котяра! Весь стройотряд перецеловал! — засмеялась Ленка.

— Это для поддержания здоровья. Поцелуи — это я вам как будущий биолог говорю, повышают иммунитет. Обмениваясь различными бактериями, наш иммунитет становится крепче. А девчонкам надо знать, что страстный поцелуй способен сжечь до 12 калорий, что равноценно километровой пробежке.

 

Автобус уже тормознул в четвёртый раз на остановке. Как обычно, все стоящие качнулись вначале вперёд, потом обратно.

— Мужчина, вы можете аккуратнее! — взвизгнул резкий, в нос звучащий женский тембр.

— Да я с удовольствием бы! — интеллигентно ответил обидчик.

— Есть же бестолковые на свете! — уже как бы сама с собой разговаривала гнусавая, но громко.

— Уж лучше быть чуть-чуть бестолковым, чем злым, — отозвалась фраза с лёгкой ухмылкой.

Чуть впереди гудело мантрами старушечье звукоизвлечение. И снова в ответ возражал мужской, но уже другой голос, баритон. Кое-как с улицы в салон телепортировалась Ольга. Думала уже, что придётся пропустить этот автобус, а вместе с ним и первую пару. Ольга училась на втором курсе в институте. Антон тоже, только на другом краю города. Но до сегодняшнего дня он ни разу её не видел. Бойкая, широкоскулая, с большими карими глазами и густыми бровями. Её уста… Пожалуй, вот только уста эти он видел… в глянцевом журнале! И не одном… Смоляные густые волосы были распущены по плечам и блестели, улавливая любое малейшее мерцание света. Она легко со всеми поздоровалась, и Антон увидел, что кроме него все с ней были не просто знакомы, но в дружеских отношениях. Больше года ежедневных поездок и только сейчас первая встреча! Сначала ему показалось, что в этой яркой девушке всё же чего-то не хватает, чтобы он мог проникнуться ею. Или немного тяжеловатый подбородок, или вычурная подвижность…

Ребята сдвинулись и вместили Ольгу на сиденье. Издающая мантры баба Маша всё ворчала и ворчала:

— Разве я плохие нотации читаю?! Только полезные.

— Нотации плохими не бывают. Только нудными. Иногда ещё бесконечными, — отозвался баритон. — Но ещё парочка Ваших трюизмов — и меня стошнит прямо вам на подол.

Этим, кажется, он убедил бабулю поостыть.

Бывает так у некоторых людей: когда не к чему придраться, — придраться можно и к этому. Думается, легко избрать для себя тактику постоянно всем предъявлять претензии. Изо дня в день по любому поводу нахраписто делать замечания, где можно просто если и не обращать в шутку, то спокойно или снисходительно переварить эпизод и жить дальше, насыщая себя и окружающих энергетическим теплом.

Вдруг автобус как прыгнет! Антон сжурился и почесал макушку, точно ею достал до потолка. Ольга задорно посмеялась.

— Мастер, не дрова везёшь! — раздался тот же голос, что заводился вместе с автобусом на старте.

— Подвеска уже никакая.

— Придётся тебе новую подарить…

— Да не… Там рессоры крепятся к балкам через прокладки. А на балке с помощью серьги…

— О-очень женственный твой ЛАЗ: прокладки, подвеска, серьги…

— Максим, давай дальше… что ты там про поцелуи рассказывал? — любопытничала Ленка.

— Да. Так вот, девчонки, — Максим взглядом подключил и Ольгу, и рядом стоящих невольных слушателей, — это всё ещё важно для вас… Энергичный, горячий поцелуй вызывает напряжение всех мышц лица, что способствует улучшению кровообращения и даже разглаживанию поверхностных морщинок. Какие-то там учёные считают, что это своего рода тест, который подскажет даже, подходит вам партнер или нет. Ну и, поцелуи делают нас счастливее. В Германии научным путем установили, что три 20-секундных поцелуя с утра, Лена, — на этом акценте он повернулся к ней, будто только ей одной и рассказывал, — способны создать стабильное романтическое настроение на целый день.

И тут утреннее солнце, прорастая из земли, приподняло серо-синюю завесу тяжёлых туч, плотно опустившихся вокруг до самого горизонта. Стало видно, что по ту сторону занавеса, бурлила огненная лава, а через образовавшуюся прореху выскочили и сразу распластались лежащим разложенным веером ярко-оранжевые лучи.

 

Автобус всё больше накатывал километров, всё меньше устанавливая дистанцию общения между постоянными попутчиками.

— Антон, а что ты сдавал при поступлении? — спрашивала Ольга.

Как проявляется фотоснимок, когда из бледного, мутного изображения в конечном итоге получается чёткий, контрастный, с широким диапазоном нюансов портрет, так проявлялась для Антона её красота, её свежесть, весёлый нрав и обаяние.

— Профпредметы и сочинение.

— А по сочинению что-то сложное попалось? Сам писал или как?

— По сочинению у меня прикол получился. Во-первых, хотел приехать пораньше, чтобы на Камчатке засесть, но даже опоздал. И меня посадили на первом ряду. Шпаргалка, что захватил с собой, оказалась дважды не нужна: на первом ряду вряд ли бы списал, да и там ничего подходящего не было. А сам в полном провале по всем четырём темам. Знакомлюсь с соседкой по локтю, оказалась москвичка. Говорю ей: «Назови мне имена главных героев». Надо же, назвала! «А кто из них положительный, кто отрицательный? А как они встретились?» Пометил. «А ты на какую тему будешь писать? Ещё не решила? Так пиши на эту же, а я у тебя спишу! Как? Буду читать и по-своему излагать». Всё так и получилось. Потом я увидел её около стенда со списком зачисленных студентов. Она не поступила… Я её поблагодарил за помощь и очень сожалел, что так вышло. Москвичка, мне показалось, искренне порадовалась за меня, добавив, ну что ж, ей в этот раз не повезло!

Так под звуки мотора и мельтешения пейзажей и проходило общение, понемногу расширялся круг знакомств. Ольга с Антоном за это время сдружились даже больше, чем с другими, словно навёрстывая эти год с небольшим. Когда их поездки не совпадали, он расстраивался, но виду не подавал. Как-то она легко предложила: «Заходи в гости в такую-то аудиторию. Я там почти всегда бываю. Там работает моя мама».

Вообще, моменты лёгкости иногда совсем глупо и неоправданно наводят на размышления, что может случиться какой-нибудь подвох или ещё что.

Антон готов был сразу приехать, но он умел ждать. И когда командированный делами оказался в той стороне города, не задумываясь, сразу же и решил навестить Ольгу в институте. Томимый предвкушающей встречей он быстро сориентировался в незнакомом здании, резво влетел на второй этаж и с распирающей лицо улыбкой (всю дорогу, пока летел), заглянул в аудиторию. Ольга как раз была там. Пока он левой рукой за спиной нащупывал дверную ручку, чтобы прикрыть дверь, она, очень стройная (это и так угадывалось, но теперь он видел её без громоздкой верхней одежды), жизнерадостная подбежала к нему и, обхватив за шею, поцеловала страстно в щёку и робко в губы. Это было ошеломляюще неожиданно, потому что как осенью можно было думать о том, что в середине зимы, в такой-то день, может случиться гроза и радуга. Антон сдержался с трудом и не проявил внешней активности, потому что всё это происходило на глазах у Алины Архиповны. Она своим математическим взглядом посмотрела на происходящее и сказала: «Ольга, веди себя прилично!» Антон поздоровался с Ольгиной мамой и подумал: «Жаль, мы не одни!» Что ещё мог подумать молодой шмель, почуяв аромат свежего цветка? Ему, конечно, захотелось испить нектар её уст и уловить резонанс гармоничного единения душ. Он будет ей назначать свидания, делать подарки и комплименты, и чем судьба не шутит, может, всё это закончится примерно так: «Бабуль, встречай! Наши внучики приехали!» Несколько минут они поворковали ни о чём — а ничего и не нужно было — и за стеной, на весь тоннель этажа эхом раздался трамвайный звонок. И только Ольга понимала, что это был звонок на урок. Она, сведя бровки, выразила сожаление, что у неё ещё одна пара. Первая прогулка по полупустому коридору в несколько метров поросячьим бегом состоялась, и со словами «Ну, пока!», они разошлись.

 

Мелированные причёски осени на деревьях зима теперь в угоду модному сезону перекрасила в «блонди». Наступили зимние каникулы.

 

Первого января уже ближе к вечеру Антон пошёл выносить пакет с мусором. Около баков он увидел: валялась метровой высоты ёлочка с кое-где вцепившимися остатками серебристого дождика и клочков ваты. «Я наверно, никогда не узнаю, что это было и почему, какие чувства были у человека в этот момент, но точно уже не забуду эту ёлочку», — подумалось ему.

В один из вечеров, полусонный от телевизора, он взбодрился идеей сделать Ольге подарок и набросал на листке на выбор три разных эскиза будущей подвески, которую сплетёт в технике макраме. Упёршись взглядом в лучший, он оттолкнулся и отправился в магазин за нитями.

Маршрут по припорошённому скользкому тротуару представлял собой зрелище увлекательнейшего праздничного состязания. Его ноги скользили, словно он периодически наступал на расставленные то тут, то там скрытые зимним пухом беговые дорожки. Скорость и направление движения этих ловушек были запущены в режиме «Хаос», поэтому ноги то расползались в разные непредсказуемые стороны, то сводились, подсекая друг друга. Не обошлось и без мистики. Какой-то человек-невидимка пару раз поддал сзади хорошего пендаля. А чуть в стороне спокойно навстречу плёлся узбек. Несмотря на мороз и снегопад, он был в трико и спортивной кофте. Облепленная белым сажа его волос трепыхалась бамбуковой шторой и немного застила ему обзор. В правой руке этот джентльмен нёс два полных пакета из супермаркета, а в другой одинокую розу на длинной ножке. К люку теплотрассы бездомная кошечка примёрзла всеми лапками. Прохожие вначале думали, что она просто так долго сидит и греется, не желая покидать это место. Но вот одна знакомая пришла и с помощью тёплой воды её освободила и забрала к себе. На центральной уличной ёлке паралитически моргала гирлянда.

Интересно, понравится ли Ольге подарок? Тут проезжающий мимо грузовик чихнул. Спасибо за поддержку! Вибрация прекрасного настроения передавалась от Антона, как от радиопередатчика вокруг. Вот прямо у входа в магазин его встретили две очень добрые женщины. Одна из них протянула ему смуглую руку (думается, помощи) и сказала: «Добрый человек, дай Бог тебе здоровья!..» И что-то ещё сказала, но ему от неё ничего не нужно было и он, нырнув в распашные двери, оставил эту внезапную удачу тем другим везунчикам, которых они ещё встретят и которым это действительно будет нужно.

 

Из сплетения нитей создавалось душевное творение. Змейки петельных узелков спускались до наклонных двойных брид, образующих ромб. Внутри ромба, на шахматке из восьмёрочных узлов красовался бирюзовый камушек. Ниже узел Жозефина, обрамлённый полотном из репсовых в форме ракушки. По краям тремя плавными зеркально отражёнными дугами примыкали цепочки из фриволите и квадратных узлов с воздушными пико. Каждая ниточка окутывалась теплом ладони, каждый узелочек делался крепким и точным и наполнялся воспоминанием каждого дня или даже минуты, когда мастер имел удовольствие общаться с Ольгой. Внизу нити все собирались вместе коронным узлом и далее спадали уже отдыхая, свободно.

 

Пролетели каникулы. За вечер и ночь метель так навьюжила, что утром первопроходцам до работы или до главной трассы пришлось не просто идти, а каждым шагом окарячивать сугробы. Примыкания статичных снежных волн к металлопрофильным заборам искусница отчеркнула для собственного удовольствия плавными зубчатыми, почти что меандровыми кантами, а сами сугробы присыпала кокосовой стружкой. Антон, не сетуя на изысканной красоты преграды, дополз до остановки. В его сумке в одном из учебников, между восемнадцатой и девятнадцатой страницей лежала подвеска. Знакомых никого не оказалось. Тем лучше… При них было бы стеснительно дарить Ольге украшение. Зажатый на краю «дивана» между боковой панелью и упитанной соседкой, он с нетерпением стал ждать четвёртой остановки, гадая, что рулетка нынешнего утра преподнесёт. Придёт ли Ольга или, как и других ребят, её сегодня не будет. Остановка… Кто-то заходил… Двери захлопнулись… Вот в оранжевой куртке и белой шапочке протиснулся едва знакомый, кажется, Андрей. Было очень тесно, и Антон мог только предложить взять его сумку к себе на колени. Перекинувшись общими фразами, наконец Антон спросил:

— Ольга сегодня на занятия не поехала или ей ко второй?

— Ты что, не знаешь?! Ольги больше нет, уже как две недели.

— В смысле?! Они что, переехали куда?

— Нет… Как начались каникулы, она внезапно заболела, и через неделю её не стало…

Вот она, предсказуемая непредсказуемость. Мир не подкосился, но Антон почувствовал какое-то резкое опустошение с замиранием, как при падении в пропасть. Словно в слове «чувство» небрежно стёрли несколько букв. И вместе с горестью и скорбью в душе беспардонно в оторопь мыслей вмешивалось эгоистическое: «Я даже её не поцеловал…» «Да что же я такое говорю себе?!» И он гнал и заглушал эту мысль, но она нет-нет, да и просачивалась, как в этот битком набитый тёмной массой автобус только что протиснулся Андрей.

 

Постепенно яркие осязания прошлого присыпаются песком времени, скрадывая очертания и делая их более плоскими. И реже предаёшься некоторым воспоминаниям. Иногда фотографии или какие-то предметы обладают магическим свойством — они могут вырвать у человека текущие секунды или даже минуты и погрузить его в канувшие мгновения, дни или года. Антон держал в руках подвеску, вспоминал всё это и пытался мысленно нарисовать чёткий Ольгин портрет, но холст то размывало водой, то искажало, то уносило во мрак. Он провёл большими пальцами по узелочкам, чуть дрожащим касанием погладил камушек. «Вот так, — мысль, мелькнувшая однажды, вернулась и осела словом, — и рука Творца плетёт каждому свою судьбу. И вроде бы, из одних и тех же узелков, но узоры выходят разные. Да ещё кому-то камушек какой вплетёт, кому-то несколько мелких бусинок, а некоторые и так красиво получаются». Он положил аккуратно подвеску в пожелтевший учебник, раскрытый на восемнадцатой странице, закрыл книгу и прибрал в нижний ящик своего рабочего стола на долгую память.

4. 02. 2016

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх