ОТРАЖЕНИЕ
Сборник стихов
(12.11.2015 – 12.03.2016)
***
О личности нельзя категорично.
Оценивают время и дела.
Вполне возможно, что она двулична –
сверкает внешне, а внутри гнила.
Не всё прекрасно, что блестит прилюдно.
От сладких слов слюна не потечёт.
Без рук в пучине не удержишь судно.
Красивый жест не жалует почёт.
Простая скромность не кричит, а греет.
Упорство за ночь море обойдёт,
талант не станет одевать ливреи,
а сердце добрых не предъявит счёт.
***
Осуждённые годами, мы живём на перепутье
ста дорог, что перед нами раздирает мир в лоскутья.
Выбираем то, что ближе и душе, и нашей сути –
у одних душа в Париже, у других в бокале ртути.
Лабиринтами желаний не всегда приходим к цели,
оставляя в поле брани даже то, что не хотели.
Но идём своей дорогой, той, что выбрали когда-то,
и кто выглядит убого, сами в этом виноваты.
По привычке, по наклонной. Так удобней, но возможно
стать орлом, а не вороной и сейчас ещё несложно.
Выбор есть, и он за нами – по наклонной или в гору,
за полезными делами или снова в разговоры.
***
Как субъективно наше мненье…
Оно окрашено в снобизм
на поле битвы тьмы сомнений,
где побеждает эгоизм.
Судить других довольно просто,
глядя на вещи свысока,
но жаль, что не бывает ГОСТа
на субъективность языка.
Чтоб не был кем-нибудь обруган,
не молви слово сгоряча
и не руби на всю округу
с довольно хилого плеча.
***
Крылатым сло́гом красиво сте́лем,
щебечем птицей и льнём к плечу,
но только близкий придёт к постели,
чтоб в изголовье зажечь свечу.
Слова на ветер, что годы в бездну –
тома на полку под пыль времён.
Где слишком громко, там бесполезно –
душе дороже, кто приземлён.
Легко разрушить, сложней построить.
Не тратьте время на пузыри:
любая жизнь – гиперболоид,
но что снаружи, и что внутри?
***
Новогодняя ночь на морозе –
развесёлое поле чудес,
на котором смешные курьёзы
старый год раздаёт на развес.
Собирает людские тревоги,
все, что было хоть капельку жаль,
и уносит по звёздной дороге
в неизвестную синюю даль.
А на смену с особым азартом
приглашает на поле мороз
молодое наивное завтра
из весенних несбывшихся грёз.
***
А кто-то встретит Рождество на море,
на берегу сияющей Мадейры,
где не бывает на стекле узоров,
а на песке – Рональдо и Морейра.
Где и не знают, что такое зи́мы,
где круглый год весна играет в лето.
Улыбки здесь всегда неповторимы,
а Рождество по-летнему раздето.
Тому, кто счастье отдаёт другому,
пусть повезёт январь встречать на пляже.
Он всё равно в своих стихах любому
о красоте невиданной расскажет.
***
Одним – лежать,
другим – ползти.
Сложней стократ прямостоящим
наперекор ветрам в пути
идти вперёд
по восходящей.
Мечте не нужен антипод.
Ей на пути к заветной цели
важней, чтоб ноги уцелели,
всё остальное – заживёт.
Прямостоящим тяжело.
Но если совесть не остыла,
дарить душевное тепло
поможет внутренняя сила.
Раннее утро
Новый день стучит в окно первым лучиком несмело,
и заря крылом задела голубое полотно.
В ожидании затих воробей на старом клёне,
изгибается в поклоне не рождённый мною стих.
Через форточку в постель пробирается прохлада.
Умоляю –
мне не надо городскую канитель.
Пусть полчасика со мной посекретничает утро
и раскрасит перламутром то,
что снилось под луной.
Пробуждает солнце грудь.
Ничего, ещё успею
спрятать сон за батарею и назло ему –
вздремнуть.
Насладиться тишиной, окунуться в ощущенье
предрассветного прощенья, происшедшего со мной.
***
Соль минор, и с этим не поспоришь.
Зал затих, и торжествует миг.
На галёрке притаился кореш.
Целый мир сегодня на двоих.
Он поймёт, а как рассудит критик?
Нервный стресс и поднята рука.
Глубина неведомых открытий
через миг сразит, наверняка.
Поплывут чарующие звуки,
зазвучит волшебная струна
по особой сказочной науке,
что на откуп нотам отдана.
***
Ключ, подходящий к множеству дверей,
не подошёл к единственной.
Похоже,
что в это время нежилось на ложе
другое счастье, только подобрей.
Дрожит рука и сердце из груди.
К вискам стволы жестокого упрёка:
– Не осуждай и женщин не суди,
пока душа в объятиях порока.
Не стоит верить сплетням языков,
что полночь ждёт лишь только прегрешенья.
Не для дверей серьёзных отношений
ключ, подходящий к множеству замков.
***
Набухающим почкам открою окно,
взбудораженным птицам подставлю ладони.
Декабрям с январями давно прощено,
просыпается март на замёрзшем газоне.
По ночам незаметно весенние сны
пробираются в дом, и холодные мысли
нежным снам в это время совсем не нужны –
не приемлет душа, что зимою прокисло.
Время новых надежд и романтики звёзд.
Наступила пора расставаться с морозом,
между двух берегов восстанавливать мост
и дарить ненаглядным улыбки мимозы.
***
Мир – отражение зеркал.
В них – то улыбки, то оскал,
вершины неприступных скал,
весна, которой задолжал;
следы, ведущие в кусты,
огарок прежней красоты,
попытки робкие спасти
свою мечту от пустоты.
Мир – наши мысли и дела,
осколки битого стекла,
надежда, что всегда мила,
огромный улей и пчела;
ещё не признанный успех,
рождённый искренностью смех,
француз мечтательный и чех –
наш хрупкий мир один на всех.
***
Кому удавалась дарить засыпающим сны?
От чистого сердца,
без едкой дотошной морали.
Одним – по игрушке,
другим – по иголке сосны,
а третьим – блаженство, пока и его не украли.
Не каждый способен дарить полчаса тишины,
полёт в небеса, что в реале разорваны в клочья,
мгновенья мечты, где желанья твои учтены,
священный Грааль, не имея на то полномочий.
Пусть снятся родителям чистые лица детей,
счастливому детству –
весёлые горки и салки,
и только бессонницей вечно страдает злодей,
держащий в руках окровавленный хлыст или палку.
***
Веткой зимнею в окно
бьётся жалкая досада,
только сердце ей не радо –
не поможет всё равно.
Под замок закрыта боль,
ключ судьбой давно утерян.
Открывать досадой двери
не получится.
Позволь
не впускать ушедший миг,
перечёркнутый обидой.
Из окна другие виды.
Не для нас,
а для других.
Стон станичный
Изменилась бойкая станица,
прежних ставень больше не видать,
макияж девчатам портит лица,
подкосилась и казачья стать.
Не слышны душевные напевы.
Меньше баек, больше горьких слёз.
Засыхает родовое древо,
зарастает ненаглядный плёс.
Скоро вовсе заржавеет стремя
от безделья бойких скакунов…
Неужели побеждает время
знаменитых вольных казаков?
***
Как в чай подкладывал слащавые слова,
сто раз мешал и отпивал глотками.
От вожделения кружилась голова,
что новый мост построил между нами.
Оригинальничал, истратил массу сил
на нежный слог и яркие сравненья,
но осенило вечером прозренье,
что пустословием, увы, переборщил.
Замысловатостью навряд ли удивишь
того, кто верит не словам, а делу –
молчание среди раскрашенных афиш
порой дороже клятвы переспелой.
***
Наконец-то осень сдалась,
перестала ныть под вечер,
увела за море вялость –
снег заносит наши плечи.
Появляется надежда,
что очистит снегопадом –
жизнь наладится, как прежде,
и опять ты будешь рядом.
Занесёт метель обиды,
разорвёт печали в клочья,
на стекле мороз касыду
для двоих напишет ночью.
У камина сядем в кресла,
вспомним летние причалы,
чтобы прошлое воскресло
и началась жизнь сначала.
***
Любимым быть – почти эгоистично:
страдает кто-то, ты же ни при чём.
А вот любить – гораздо эксцентричней:
любая трудность сразу нипочём.
Гораздо легче искупаться в звёздах,
понять, что вьюгу осуждают зря,
дарить апрелю голубые грозди,
переписав закон календаря.
Любимый образ доверять полотнам,
менять века и биться об заклад…
Любимым быть, конечно же, почётно,
но полюбить приятней во стократ.
***
Вчера на кухню постучалось детство
со спелой вишней в баночке,
с вершком:
– Давай замесим, на ночь глядя, тесто
и поедим вареников вдвоём.
Сметана ждёт, на кухне суматоха.
Спешит семья к вечернему столу.
Вареник с вишней просится на вздохе
скорей воздать виновнику хвалу.
Чего нам стоит пригласить на встречу
своих друзей, с кем эту жизнь прошёл.
Пусть иногда с вареником под вечер
садится детство за семейный стол.
***
Весна конверты разнесла по свету.
Одно и мне в открытое окошко.
В нём пара строк твоей душой согреты
и плюс надежды между слов немножко.
Февраль занёс вечерние закаты,
раздвинул ночи временной разлуки.
Слова из писем холодом изъяты,
не отогреть опущенные руки.
Но вот с утра мне счастья привалило
назло хандре извечной круговерти –
в груди опять невидимая сила
от нежных слов, запрятанных в конверте.
Ночной Азов
Почти не слышно пения цикад.
Устал бульвар от возбуждённой речи,
на город тихо опустился вечер,
потух закат.
Застыли ноты утренних сюит.
Беззвучно ночь на стареньком подносе
по спальням сны счастливые разносит.
Азов мой спит.
Он не стареет, и сквозь толщу лет
проносят славу крепостные стены…
Галопом ночь, и ей уже на смену
спешит рассвет.
***
Ко мне она, увы, почти что не ходок.
Всё чаще к тем, кто стелется стихами.
Навряд ли что-то выйдет между нами,
когда ложится вкось,
а то и поперёк
строка моя на переписанном листе
в который раз,
и снова мало толка.
Хоть вой в отчаянье несчастным волком –
опять один,
без Вдохновенья,
в пустоте.
Дождусь ли милости от дамы или нет?
Войдёт ли в душу лёгкою походкой,
распишет ли прекрасное по ноткам,
перу подскажет ли
божественный сюжет?
***
Совесть моя, что небрежно протёртый стакан:
внешне блестит, но подтёки остались внутри.
Шепчет она:
– Чтобы кровь не сочилась из ран,
не поленись и грехи незаметно сотри.
Спорить напрасно –
проявится прошлая ложь.
Как не хитри, избежать не удастся беду.
Совесть в пути равнодушьем своим не убьешь,
даже в ночи остаётся она на виду.
Лгать не намерен,
с открытым забралом в поход.
Кто-то на сделку согласен, а я не хочу.
Чистая совесть соблазны в пути обойдёт,
только лишь с ней мне тяжёлая жизнь по плечу.
***
Нестабильны слова обещаний,
на прилавке – цена за добро.
Не становится время румяней,
даже если и бес под ребро.
Бесполезно капризы погоды
попытаться вперёд предсказать,
утверждать, что кому-то в угоду
не уйдёт из души благодать.
В зиму строить весенние планы,
ожидать в январе соловья,
в состоянье почти полупьяном
набиваться к мечте в кумовья.
Настроенье изменит наличность,
сколько хочешь её заготовь…
Нестабильность душе безразлична,
если в ней торжествует любовь.
***
Перешла к дивану ближе
доброта со стен прихожей.
Чаще кот ладони лижет
в зимний вечер непогожий.
Не видать вчерашних пятен
на застиранном паласе.
Он по-прежнему опрятен,
омоложен и прекрасен.
Не заметил, как за шторы
кто-то спрятал суматоху,
наделил с утра мажором
удручающие вздохи.
Стало более уютно
у семейного камина –
доброта ежеминутно
согревает наши спины.
***
Не скупись на добро и делись красотой,
раздавай по утрам настроенье другим.
Пусть на грешной земле ты, увы, не святой,
но душевный подарок всегда ощутим.
Что нам стоит кому-то подставить плечо,
если он пошатнулся на бренном пути?
Не всегда от горящих свечей горячо,
но они позволяют ночами идти.
От улыбки зимой наступает апрель,
укрепляется мир от пожатия рук.
Оживает от искренних песен Жизель,
если в каждом куплете любовь, а не звук.
От приветливых слов не рождается зло,
в связке с горной вершины не скатишься вниз…
Если хочешь, чтоб чаще по жизни везло,
на щепотку добра для других
не скупись.
***
Растворились в ночи поезда,
опустела платформа вокзала.
Уезжают в купе навсегда
те слова, что ты мне не сказала.
Вместе с ними – пожатье руки,
нежный запах французской «Шанели».
Как мы были с тобою близки,
но о главном сказать не успели.
Помешал полусонный гудок,
нетерпение бешеных стрелок.
Может, месяц ревнивый отвлёк
или слово чужое задело?
Не сумели дождаться ответ,
не решили простую задачу
и купили в разлуку билет…
А могло бы случиться иначе.
Самым близким
Чего бы стоил я без вас,
без вашей дружеской поддержки –
в житейском зеркале анфас
казался бы излишне дерзким,
поступки были бы глупы,
любое слово – бесполезным:
мы только вместе не рабы
во власти всемогущей бездны.
Чего бы стоил без любви,
без той единственной на свете,
что не позволит «Се ля ви»
сказать мечте зимой и летом.
Без вас бы жизнь не удалась,
теперь я это понимаю –
зачем нужна слепая власть,
когда идешь один по краю.
Чего достиг, обязан вам –
моим друзьям и темноглазой…
Клянусь судьбе и злым ветрам –
не в силах нас кому-то сглазить.
***
Влюблённый волк уже не хищник,
он зверь, взывающий к луне.
Когда по небу звёзды рыщут,
несчастным кажется вдвойне.
Зубная боль без сновидений.
Минуты дольше, чем года.
Слепая вера в провиденье
и дичь кровавая чужда.
Между рассветом и закатом
ни зверь, ни хищник и ни волк.
Судьбой лохматою распятый,
потерян в этой жизни толк.
Всё может и в лесу случится.
И там, бывает, не заснут
те, кто мечтает, чтоб волчица
пришла однажды под сосну.
***
То с романтикой в обнимку
по дорожке и ложбинке,
то, хромая, к повороту
неуклюжим бегемотом.
То пешком, а то на крыльях,
то ползком, а то кадрилью,
то с улыбкой, то с печалью,
то излишне радикально,
то с умом, то безрассудно,
то весёлый, то занудный.
То в трущобы, то по полю,
то свободен, то в неволе…
Жизнь в полоску, по квадратам,
день грядущий слишком краток –
с каждым часом не мешало б
начинать всю жизнь сначала.
***
Где тонко – там рвётся и рвётся так больно,
что силы уходят, и нет им возврата.
Взывает сознание к людям:
– Довольно
идти с кулаками повсюду на брата.
Где тонко, там жди, что не выдержат нервы,
гроза разразится в сыром небосводе.
Кто в луже кровавой окажется первым?
Кому суждено умирать за свободу?
– Довольно разборок, –
взывает сознанье, –
Зачем разрывать вековое согласье?
Мы сами плели полотно из желаний
и вдруг разрываем его в одночасье.
Пора бы на узел и нервы, и злобу.
Доказывать глупо кому-то вдогонку.
Найдём к пониманию ключик особый,
тогда не сумеет порваться, где тонко.
***
Ушедших близких не вернуть.
Так суждено нам изначально,
и не удастся увильнуть,
однажды свой закончить путь
на тихой станции прощальной.
На всё живое есть предел.
Но не уходит жизнь бесследно,
пусть впопыхах и не успел
вписать в графу полезных дел
свой незаметный день последний.
Дела останутся в сердцах
ещё живущих и творящих,
плодами сочными в садах,
бессмертной памятью в слезах…
Не в проходных, а в настоящих.
***
Бурной весною по собственной воле
мы улетаем за юной удачей
без наставлений, ключей и паролей,
не понимая, что можно иначе
дом покидать и порог ожиданий
переступать не с пустыми руками,
а захватить пару слов назиданий
и улыбнуться заплаканной маме.
Быстро от времени горбятся спины.
Силы теряем и нервы на взводе.
Скоро не выдержит в сердце пружина –
летнее время, увы, на исходе.
Только под осень придёт осознанье –
трудно прожить без единого шрама,
если вступать на порог ожиданий
без наставлений и мудрости мамы.
Весенние приметы
Льются звуки из клавира,
солнце пляшет над окном.
Усидеть нельзя в квартире
под промёрзшим потолком.
Надоели пересуды
озабоченной пурги –
март февральскую простуду
выставляет на торги.
В парке зимние наряды
за ночь спрятал злой мороз,
вместо них своей Наяде
Аполлон цветы принёс.
Как тут высидишь в квартире?
Ну, конечно, не до сна,
если сказочным эфиром
наполняется весна.
***
Прощай, последний зимний месяц.
Ничто не вечно под луной.
Пора все «За» и «Против» взвесить –
закончен месяц кружевной.
Не спорь со временем, не надо.
К чему твой проигрыш на кон?
Прошла февральская прохлада –
в любой игре ты обречён.
Уйди спокойно, без капризов.
Твои причуды ни к чему.
Прими весенний дерзкий вызов,
твой грех я на́ душу возьму.
Так мир устроен, что поделать?
Ничто не вечно под луной.
Во всём есть капелька предела
не в жизни вечной, а земной.
***
Трудно быть, не быть гораздо проще.
Не мечтать, не думать, не летать…
Не блуждать по заповедной роще,
а поесть и снова на кровать.
Легче в кокон куколкой невинной,
чем навстречу северным ветрам.
Чай на кухне распивать с малиной
тоже проще, чем с грехами в храм.
За спиной уютно и спокойно –
не слыхать, не дует и не жмёт…
Личность грудью усмиряет войны,
безразличье –
уплетает мёд.
Трудно быть, не быть гораздо проще.
Через ставни солнца не видать.
Если быть, то быть в дороге с ношей –
обретешь лишь этим благодать.
***
Прошлые годы, как вещи из шкафа,
утром достану однажды –
примерить.
Без аллегории прежних метафор,
только с позиции новых критерий.
Вырос из многого. Летние вещи
мне не подходят сегодня –
обидно.
Шубы остались с оттенком зловещим,
лёгких сорочек под ними не видно.
Выбросить всё невозможно и подло.
Пусть остаются года созиданий.
Время вчерашнее нынче не модно,
только без прошлого нет и преданий.
Годы из шкафа –
забытые птицы.
Выпустить жаль – опускаются руки…
Опыт столетий ещё пригодится
если не детям, то будущим внукам.
***
Говорят, что классно отдыхать в Милане,
только почему-то снятся соловьи.
Без родной калины борзые желанья
понимают сразу, что они ничьи.
Хорошо в Сеуле и тепло в Ханое,
грязи на Канарах нет, наверняка.
Только вечерами сердце часто ноет
без любимых песен чудо-родника.
За кордоном солнце не согреет душу,
если ты в берёзы с юности влюблён –
надоест ночами ежедневно слушать
под своим окошком чуждый перезвон.
Под Невадой где-то, на задворках штата,
перепилит сердце ржавая пила…
Нет на свете краше места, где когда-то
под калиной красной мама родила.
***
Как устоять у пропасти земной
и не упасть в безжизненные воды,
укрыв себя безмолвной пеленой
по наставленью серой непогоды?
Как сохранить пылающую речь,
способность быть, а не глухим казаться,
от равнодушья совесть уберечь,
не предавая дружеского братства?
Где силы взять для нового броска,
во что одеть стареющее тело,
чтобы смотреть на вещи свысока
оно и впредь ни разу не посмело?
Ответы есть, рождённые душой –
нельзя дышать и жить наполовину,
пройти у края пропасти земной,
не натруждая собственную спину.
Эмигрантам
У Родины и запах свой, и травы.
Свои ручьи и берег у реки.
Особые слова на переправе
сбегающим, сознанью вопреки.
У Родины нет слов для осужденья.
Она поймет и, может быть, простит.
Но только тех, кто собственное мненье
не поменял на знатный малахит.
У тех, в ком травы Родины в опале,
возможно, жизнь стекается ручьём.
Но, кто обиды в землю закопали,
тем неуютно в замке дорогом.
Любой судьбе не обойтись без пятен.
Пусть за бугром врачует благодать,
но сердцу запах Родины приятен,
хоть и мешает иногда дышать.
***
Бессмысленно о женщине писать.
Не рождены метафоры и слоги,
способные божественную стать
воспеть в стихах без всякого предлога.
Слова не в счёт, они здесь ни при чём.
Им не под силу описать желанье,
для гордости прикрытое плащом,
в счастливый миг желанного свиданья.
О женщине написаны тома.
Писать ещё, наверно, безрассудно.
Не хватит воспалённого ума
судить о той, чьё имя не подсудно.
Так лучше сердцем и без лишних слов.
Глаза в глаза, душевно и смиренно.
Любой мужчина всё-таки готов
перед любимой преклонить колено.
***
Любить – идти по лужам босиком,
не видеть гроз в ночи, не слышать грома,
метаться возле лампы мотыльком,
плыть за мечтой на маленьком пароме.
Не признавать усталость и хандру,
топтать тоску и разгонять сомненья,
пугать сверчков крикливых поутру,
не признавая злых предубеждений.
Переступать через людской запрет,
дружить с безумством легкого порыва.
Полжизни ждать единственный ответ,
но чтобы он не выглядел фальшиво.
Любить…
А, впрочем, каждому – своё:
одним лететь, другим катиться в бездну.
Давать совет и быть для них судьёй
бессмысленно и, впрочем,
бесполезно.
***
Осколки ревностью разбитого стекла
на старой даче, где в сыром апреле
от слёз неискренности крыша протекла,
до осени собрать мы не успели.
Давно ноябрь усердный крышу починил,
затихла буря мнимая в стакане,
но пригласить ещё раз не хватает сил,
а вдруг судьба опять меня обманет.
Приду инкогнито осколки те собрать.
Проветрю дом и заменю обои.
Душистым клевером перестелю кровать,
чтоб никогда не ссориться с тобою.
Не стану марта дожидаться, а с утра
зайду к тебе и приглашу на дачу…
Давно разлукой глупый день оплачен,
а ревность по́ миру развеяли ветра.
***
Легко уйти, труднее возвратиться.
Захлопнув дверь, не думаешь о том,
что через год взъерошенная птица
вернётся вновь в опустошённый дом.
Легко закрыть, труднее достучаться.
Обидеть проще, но сложней стерпеть.
Не унижай презреньем домочадца –
слова опасней, чем лихая плеть.
Не всё легко, что кажется вначале.
Понять других не каждому дано.
Найти слова, чтоб музыкой звучали
в глухой ночи́,
довольно мудрено.
Учиться жить не поздно и не рано,
за боль души стараясь не судить,
чтоб никогда обиженные раны
не разорвали сотканную нить.
***
Не жду богатств,
оставьте мне
закат с извилистой рекою
в объятьях вечного покоя
и юность прежнюю во сне.
Совсем немногого прошу –
обычный вечер у камина
с моей любимой половиной
и вдохновенье куражу.
Не зарекаюсь от сумы,
но и не бегаю по свету –
душа весной всегда согрета
тепла не надобно взаймы.
Привык не ныть по пустякам,
над златом не дрожать ночами,
но то, что создавали сами,
не умоляйте –
не отдам.
***
В преддверии праздника
Подхватил, как вирус, суматоху
наш декабрь на несколько недель.
Только некогда хворать и охать,
дожидаясь тёплую капель.
Надо звёзды вычистить до блеска
перед первым утром января;
мир украсить новогодней фреской,
старый год душой благодаря.
Снегирям их яркие жилетки
обновить и пригласить за стол;
на окно снежинку из салфетки,
чтобы праздник мимо не прошёл.
Запастись подарками и хвоей,
дом прибрать и пригласить друзей…
Не болеют декабри зимою,
им январь бы встретить веселей.
***
Когда горячий чёрный кофе,
как море ночью у причала,
тогда потеря не Голгофа,
а старт для нового начала.
Меняет утро интерьеры
дворца вчерашнего соблазна –
что привлекало, стало серым
и оказалось несуразным.
Где льются реки обещаний,
там задыхается сердечность,
быстрей приходит расставанье
на смену мыслям подвенечным.
Когда кипит в душе желанье,
нет места для пустых сомнений.
Но те, кто ищут оправданья,
в миру достойны осужденья.
***
Мечтал добавить новую звезду
к созвездью Льва на скучном небосводе,
уверен был, что в поле разведу
полсотни роз и буду всем угоден.
Шёл за мечтой зимою босиком,
но не дошёл и утонул в сугробе
своих проблем
и вышел должником
перед судьбой, которую озлобил.
Пришлось менять и планы, и дела.
Что удалось,
а что не получилось.
Былая удаль с глупостью прошла,
приходится надеяться на милость.
Теперь о звёздах думать ни к чему,
мечтать о розах тоже поздновато…
Своё плечо к реальности прижму,
а прошлое оставлю для подхвата.
***
Мы не расскажем никому,
что побывали на лугу
в счастливом лёгком полусне,
в своей единственной весне,
куда проход закрыт другим,
где мир принадлежит двоим
уже какой десяток лет,
где днём и ночью только свет.
Кричать об этом не к лицу,
что благодарны мы Творцу
за то, что нас благословил,
терпенье дал и больше сил
двум необузданным сердцам,
чтоб поделили пополам
неугасающую новь
и жизнь, и слёзы, и любовь…
***
Ещё не высох подоконник,
стекло, натёртое до блеска,
и фикус, бабушкин поклонник,
прильнул игриво к занавеске.
Хозяин пола, рыжий Васька,
в своей излюбленной корзинке
уже рассказывает сказки,
хвостом поглаживая спинку.
Рассвет заглядывает в окна,
готовы мамины оладьи
в сметане утренней промокнуть,
чтоб удивить курчавых братьев.
Лучи добрались до подушки.
Дрожат мальчишечьи ресницы.
Вот-вот проснутся и веснушки…
Но жаль,
что это только снится.
***
Прорасту черешней спелой
под твоим резным окошком…
Но боюсь, что повзрослела,
не подставишь мне ладошки.
Соловьём зальюсь с рассвета,
пусть немного неумело…
Но боюсь, что песня эта
в прошлой жизни надоела.
Лёгким пёрышком цесарки
опущусь к тебе на блюдце…
Но боюсь, таким подарком
не заставлю улыбнуться.
Решено – приду с повинной,
приглашу тебя на встречу…
Слишком долго под осиной
ждёт двоих счастливый вечер.
Объятья тишины
Не прочь в объятьях тишины
ласкать чарующие звуки,
спасая от занудной скуки
весной записанные сны.
Бродить во сне по миражам,
встречать лазурные рассветы,
когда они слегка согреты
теплом заношенных пижам.
Сбегать из дома от забот
на берег спящего затона,
где над водою приглушённо
мечта по-прежнему поёт.
Долги чужие прощены,
сгорают утренние свечи,
промчался день…
И вновь под вечер
спешу в объятья тишины.
***
Мозг воспалён, и сознанье простыло.
Лица не лица, а маска на маске.
В небе холодном скучает Ярило,
больше не веря в наивные сказки.
Мысли и чувства больны безразличьем.
Мимо не люди, а серые тени.
Им одиночество стало привычным
в мире бесцветном извечных сомнений.
Тропы в узлах, в тупике ожиданье.
Искренность спрятана кем-то в чулане.
Поезд надежды идёт с опозданьем,
в тёмных купе засыпают желанья.
Бьются в агонии феи веселья,
пахнут безумием глупые пляски –
мало кому помогает похмелье,
где одиночество тоже под маской.
***
Прилавок жив, но царствует цена.
То ли потоп, то ли конец морали.
Скорей всего, что крыша снесена
у тех, кто нам недавно обещали,
что шторм пройдёт, и тучи убегут,
вернёмся в русло прежнего сознанья.
Проходит время, но житейских пут
не избежать под рабством ожиданий.
Налога ждём за произвольный вздох,
за ночь и день, омытые слезами.
Боимся, чтобы не застал врасплох
коварный банк, что бегает за нами.
Кто заморозит цены на добро,
на первый вздох при утреннем рассвете?
Когда не будут пахнуть серебром
на старой кухне скромные котлеты?
***
Влюбился в яркую звезду,
лишился навсегда покоя.
Который год за ней бреду,
при этом знаю –
недостоин
вниманья той, что в небесах
чарует тысячи прохожих,
и в сердце поселился страх,
что я на них слегка похожий.
Безумно думать, что она
с небес опустится когда-то.
Судьба её предрешена –
за блеск жестокая расплата.
Пускай страдаю до зари
о той звезде неповторимой,
приятней, что ни говори,
любить других,
чем быть любимым.
***
Безрассудная регата
на просторах суррогата,
где гнилыми парусами
цены бешено рулят.
Им неважно, кто обгонит
в необдуманной погоне,
лишь бы парус надувался
молчаливостью телят.
Помычат и перестанут
покупать себе сметану,
постепенно привыкая
экономить на еде.
Только вырастут когда-то
молчаливые телята,
надоест пустая гонка,
вот тогда и быть беде.
***
Внутри груди – борьба эмоций,
кипящих мыслей, резких фраз,
пока наружу не прорвётся
одна из многих напоказ.
Что перевесит – трезвый разум
или подпоенный азарт?
Кто обнажает козырь сразу
на фоне проигрышных карт?
На минном поле изречений
неверный шаг ведёт к беде –
нельзя спускаться по теченью
в набитой глупостью ладье.
Недаром созданы сомненья.
Они и разум, и вино.
Но в них рождается решенье,
другого в жизни –
не дано.
Романтика зимы
Сплетённые морозом кружева
вечерний город превращают в кокон,
где даже свет, тускнеющий из окон,
мгновенно поглощает синева.
Пора пришла бесстрашным фонарям
зажечь огни и пригласить из дома
тех горожан, кому ещё знакомо
то чувство, что приходит по ночам.
С бессонницей бороться не резон.
Здесь не поможет даже сигарета –
когда душа весною разогрета,
ей нипочём заснеженный газон.
Пусть город спящий дарит чудеса
тому, кто верит в милость Провиденья,
преподнести счастливое мгновенье
под фонарём, а позже –
в небесах.
***
Мечется вьюга взъерошенной птицей
несколько суток над городом старым –
днём обжигает замерзшие лица,
ночью пугает позёмкой бульвары.
То хороводы заводит на крыше,
то во дворах наметает заносы,
то выгоняет котов из-под ниши,
будто об этом её кто-то просит.
Даже суровым январским морозам
не удаётся её успокоить –
птице задиристой чужды неврозы,
ей не по нраву зимою простои.
Так разгулялась, что города мало.
В поле на крыльях, на счастье прохожим,
что за собою позёмку забрала.
День, наконец-то, наступит погожий.
***
Люблю смотреть всю ночь на море,
зажав луну в своих руках,
и до утра с волнами спорить
о всевозможных пустяках.
Гадать в Крещение на звёзды,
бродить по просеке лесной,
мечты раскладывать по гнёздам,
делиться утренней зарёй,
сбегать от шума городского,
кормить в палатке комаров…
Но слушать речи бестолковых
с трибун тщеславья –
не готов.
Пускаться по ночам в распутство,
сдаваться жадному рублю
в извечной гонке безрассудства
я не любил
и не люблю.
***
Душа в груди зализывает раны.
Скулит от боли, сидя под замком.
Ей непонятно – поздно или рано
не дождевой, а каплей из-под крана,
не на коне, а медленно –
ползком.
Найду ключи и отпущу на волю.
Святое утро вечера мудрей.
Давно пора своей душе позволить
самой решать, как обходиться с долей,
и подбирать окраску для морей.
Закрыть нельзя крылатые желанья.
Проходит боль и хочется опять
искать слова для новых оправданий,
вчерашний день крушит до основанья,
на Млечный путь с любимыми взлетать.
***
Переполох на небосводе –
не видно месяца, хоть плачь.
Планеты в панике, на взводе:
– Куда запрятался трюкач?
На Млечный путь грешит Венера,
на Марс –
созвездие Тельца:
– Какие глупые манеры,
запрятать на ночь молодца.
Заданье звёздам:
– Отыщите!
На всё про всё вам полчаса.
На небосводе и в зените,
пока не смолкли голоса.
Старались звёзды, гнули плечи.
Устали, выбились из сил…
А он ко мне под самый вечер
на чашку кофе заходил.
***
Устали быстротечные года
на поворотах обгонять друг друга,
у зе́ркала на будущность гадать,
затягивая натуго подпругу.
Засели у натопленной печи.
Пришла пора вечернего раздумья,
ночных молитв у плачущей свечи
и покаянья о былом безумье.
Не верится, что лучшее прошло.
Опали листья и охрипли птицы.
Рассохлось преждевременно весло –
не те года, чтоб до утра резвиться.
Но не остыла юная душа –
она часам спешащим неподвластна.
Пускай живет без медного гроша,
зато к судьбе по-прежнему причастна.
Слово
Когда на земле зарождалось начало,
родилось и слово.
Оно зазвучало
устами любви на воде и на суше
для тех, кто умел справедливое слушать.
Но зло ухитрилось могучее слово
разбавить напитком слащаво-медовым,
у стен правосудья купить за монеты,
заставить лукавить в хвалебном сонете.
Пороком разбито на две половины:
одна –
ели слышно о горькой полыни,
другая –
горласто с высокой трибуны
о кладах несметных коварной Фортуны.
Слова разошлись по различным дорогам,
по разным тропинкам приходят к порогу
любви и согласья, войны и ненастий…
Но первое слово рождалось для счастья.
***
На закате спешащего дня,
в тишине, после шумного ада,
иногда вспоминайте меня
добрым словом,
мне больше не надо.
Но тогда, когда солнце зайдёт,
закоптит надо мною лампада,
умоляю, друзья, наперёд –
вот тогда вспоминать
и не надо.
Пусть при жизни бокалы звенят,
льются песни и слышится слово.
Но когда навсегда в каземат,
робкий лепет звучит бестолково.
Если есть, что сказать от души,
говори – это лучше награды.
Воскрешать же слова не спеши
у надгробья…
Кому это надо?
***
Злодей и гений несовместимы?
Одно другому противоречит?
Но в этом мире всё допустимо –
слова пророчеств и злые речи.
Низов кумиры – верхам злодеи.
Слепая зависть низводит в бездну
труды таланта с иной идеей.
У трона бездарь, зато помпезный.
Стремленье к власти ведёт к подставе –
за ночь в злодея обряжен гений,
лишён безвинно вчерашней славы,
размазан прессой и обесценен.
Века и годы проходят мимо,
но время судит, оно же лечит.
Что гениально, расправит плечи…
Злодей и гений не совместимы.
***
По стороны о́кон и разная суть
событий, явлений и лиц у прохожих:
снаружи – от гари почти не вздохнуть,
из окон она лишь на дымку похожа.
По разные стороны гор и морей
различные взгляды по общей проблеме,
но мирно решать всё же будет мудрей,
чем тупо рядиться в железные шлемы.
Внутри оболочки не страшен мороз,
за шторой не видно, что где-то на свете
разрушенный дом безразличьем зарос,
без крыши остались голодные дети.
По разные стороны окон судьбы
актёры и роли, зеваки и маски,
слова и надежды, чины и рабы…
по общей дороге к единой развязке.
***
Снег засыпал старый город,
потускнел задорный взгляд,
но в душе он также молод,
как семь сотен лет назад.
Не замедлит спозаранку
горожанам подмигнуть,
подарить ребятам санки,
размести от снега путь.
В мишуру одеть деревья,
горки вымостить в порту,
зарядить с утра весельем
всех, кто любит красоту.
Прогуляться по бульвару
с молодёжью, а потом
напоить из самовара
молодецким кипятком.
Тихий Дон одеть умело
в ледяной чудной наряд,
чтобы молодость запела,
как семь сотен лет назад.
***
Кто осмелится отправить за кордон
тем же западом оплаченных персон,
озабоченные шутки «а ля секс»,
пластилиновый «бургкинговский» бифштекс.
Кто избавить телевизоры готов
от навязчивых улыбок простаков,
бестолковых разговоров ни о чём
и рекламы, что становится бичом.
Сколько можно равнодушию терпеть
старомодную макдональдскую сеть?
Неужели наши русские блины
не полезны или менее вкусны?
Вроде, мыслим, и душа ещё жива.
Руки есть, но прохудилась голова –
уплывает незаметно за кордон
трезвый ум, и торжествует пустозвон.
***
Доводилось ходить по обочинам
неухоженных сельских полей,
слышать шёпот травы озабоченный:
– Не суди, а душой пожалей.
Приходилось пропалывать саженцы,
от мозолей страдать и потеть,
над заботой села не куражиться,
а встречать в чистом поле рассвет.
Закружила судьба и состарила,
городская сманила кровать.
Здесь не действуют сельские правила –
петухов на заре не слыхать.
Отлежусь и ещё раз горошиной
по знакомым полям прокачусь,
где меня в повилике нескошенной
ожидает крестьянская Русь.
***
Необузданный март разморозил усталые лица,
смыл февральскую грусть с перелатанных стареньких крыш.
Поспешили грачи чудотворной водою умыться,
от певучих котов ранним утром теперь не сбежишь.
Отголоски зимы притаились в углах перекрёстков.
Сквозняки по ночам, но часы их уже сочтены.
В тихом парке весна на деревьях меняет причёски.
Молчаливые тени по парам стоят у стены.
У вечерних зеркал завертелись игриво обновы,
каблучки вспоминают забытую бодрую дробь.
Улететь в небеса крылья пестрых ветровок готовы
потому, что поют воробьи на бульваре взахлёб.
И не хочется верить, что где-то лютуют морозы,
заутюжено льдиной недолгое счастье морей…
Где за пару недель не выходит весна из наркоза,
не скупись на добро и замерзшие души согрей.
Рождественская ночь
Не замерзает эта ночь в году,
в любой мороз она теплом искрится.
Горит звезда у мира на виду,
благословляя искренние лица.
Счастливый миг рождения Любви.
Он несравним с богатым состояньем.
Господь взывает: Только позови,
открою дверь в страну благодеянья.
Святая ночь спускается в наш дом
один раз в год, и ей мороз не страшен
под Рождество, когда весь мир окрашен
в цвета любви и освящён добром.
Пока идёт рождественская ночь,
спеши простить и попросить прощенья,
своим друзьям хоть чем-нибудь помочь,
чтоб снизошло в твой дом благословенье.
***
Как много можно, была бы воля.
Было б желанье, весь мир ладонью
закрыл однажды от вечной боли.
Но жизнь проходит, я – посторонний.
Хочу построить, но мало силы.
Не та отвага, а то бы сбросил.
Желал взлететь, но лень скосила.
Пришёл на берег, не вижу вёсел.
Желать не сложно, труднее сделать.
Мечтать и охать – ума не надо.
Легко в кровати и до предела
жалеть себя, дыша на ладан.
Не посторонний, а самый близкий.
Не я, то кто же? Ответ известен:
по морю жизни нельзя без риска
и торг с душою здесь не уместен.
***
Не осуждайте, не судите строго,
что сам себе рисую рубежи.
Неистово ищу до них дороги.
Затем иду, пытаясь заслужить
доверие у встречного рассвета,
у нежных слов и капельки дождя.
Благодарю полезные советы,
до рубежей ближайших доходя.
Не осуждайте, что мечтаю снова
найти дороги и пойти вперёд,
что буду преклоняться перед словом
пока душа в моих делах живет.
Пока Всевышний не подвёл итоги
не перестану истине служить…
Не осуждайте, не судите строго,
что каждый день рисую рубежи.
***
Пропитаны памятью дни и предметы,
забытые вещи сбежавшего детства,
часы ожиданья под окнами лета,
вечерние звуки дворов по соседству.
Осенний листок помнит вешние воды,
манто меховое – тропинки лесные,
порог обветшалый – мгновенье ухода,
начало недели – свои выходные.
Душевные раны зашиты разлукой,
ушедшим теплом заколочены окна,
кривыми судьбы перечёркнуты руки,
тускнеют надежды, и вера промокла.
Предметы и вещи о нас не забыли,
как старые фото в семейном альбоме…
Пусть время спешит перекраивать стили,
но души живут, если кто-то их помнит.
***
Не спеши отрицать,
а душой посмотри.
Не верти головой бесполезно,
всмотрись.
Там по-прежнему ночью пылают костры,
забирая под утро безвинную жизнь.
Не кусками железа,
так воем сирен.
Под прицелом осталась скупая слеза.
Неужели не видно,
что день на обмен
в стороне, где забыто простое «Сезам»?
Тучи также под властью всемирных ветров.
Кто осилит: зюйд-ост
или жадный норд-вест?
Кто весну защитить в непогоду готов?
Неужели раздор эту сторону
съест?
***
За услугами пророчеств
обращаться вряд ли стану –
мазью прежних одиночеств
сам залечиваю раны,
умываюсь чьим-то горем,
утираюсь облаками,
с пересудами не спорю –
пусть вердикт выносят сами.
Отправляясь на прогулку,
перегретое сознанье
не пытается в проулках
отыскать следы желаний.
Не беда, что стал неловок,
всё освоить невозможно –
без рывков и остановок
по накатанной
надёжней.
Вечер встречи
Безумно рад шипящему вину
в простом кафе на встрече поколений,
где есть возможность прошлое вернуть
на полчаса душевного общенья.
Теперь не важен возраст и чины,
гораздо ближе мир воспоминаний.
Бокал вина, и все увлечены
давно ушедшим временем познанья.
В сердцах остались языки костров,
полёт души при звёздном покрывале;
блаженный миг, в котором был готов
отдать себя, когда другому мало.
Допит бокал, и время утекло.
Пора идти, но хочется остаться
в давно ушедшем, где всегда тепло
и где живёт счастливое шестнадцать.
***
Устают под вечер мысли
от бессмысленности буйства.
Понимают, мало смысла
в бестолковом их безумстве.
Лучше меньше, о насущном,
без излишества фантазий,
чтобы истинная сущность
не растаяла в экстазе.
Ночь проходит, и под утро
мысли снова закипают.
Жизнь устроена премудро
и всегда идёт по краю.
Сердце вряд ли успокоить…
Не найдутся оправданья
бесконечных синусоид
наших мыслей и желаний.
***
В забегаловке, у «Аньки бешеной»,
радиола поёт, пиво пенится,
перегаром все окна завешаны –
за столами пирует безделица.
Ничего, что закуска от бабушки.
Кто на кухню французскую зарится?
Но зато наливают здесь лапушки
и командует чудо-красавица.
Чем не праздник душе замороченной
корешей из вчерашнего прошлого
в неприметном кафе у обочины,
где уютно вполне, да и дёшево.
Здесь гуляют ребята обычные,
им хватает в закуску горошины,
лишь бы рядом друзья закадычные
из российской глубинки заброшенной.
***
Можно услышать:
– Пишу для себя…
Враки всё это, не верю ни грамма.
Хочется тут же спросить,
не грубя:
– А для чего ты играешь словами?
Кто-то тебя вдохновил на полёт
ночью кромешной над старым оврагом.
Веришь, что он непременно поймёт
рифмы души на листочке бумаги.
Что-то задело за самую суть,
мысли не зря встрепенулись внезапно –
то ожиданье не может заснуть,
то возмущению хочется ляпнуть.
Строчки кривые не пишутся «в стол».
Если не порваны, значит, желают
за́ ночь собраться в небесную стаю,
чтобы их кто-нибудь
позже прочёл.
***
Каждым утром на поклон
без опаски, что прогонишь,
не осудишь, что влюблён
в эти хрупкие ладони.
Знаю, милая, поймешь
неуклюжие старанья –
в приглушённое дыханье
не проникла злая ложь.
Утро только для двоих,
как и вечер у камина.
Вместо сумрачных пивных
поцелуй для половины.
Счастье делим пополам,
на двоих любые слёзы
и весну свою морозу
хоть убейте – не отдам.
***
Где-то подстрелена белая птица?
Кто-то сорвался? Так это – фигня.
Мне безразлично, что в мире творится,
если тот мир не заметил меня.
Хамству уютно под кожей слоновой,
слёзы чужие слону нипочём.
Если душа потеряла основу,
то и мечтает она о своём.
Жаждет она мирового признанья.
Что ей до тех, кто страдает в пути.
Ей бы скорей между всех состраданий
к славе бездарность свою провести.
День никогда не наступит похожий,
где эгоизм круглый год о своём…
Дай же нам, Боже, с тупым толстокожим
реже встречаться и ночью, и днем.
***
Междустрочие в многоточие
незаметно порой превращается.
Красота свои полномочия
ненадолго дарует красавицам.
Неизменно в пространстве времени
лишь любовь и её сострадание
в этом мире, где тяжким бременем
виснут на душу предначертания.
Равнодушие мимо го́речи,
под ногами везде наплевательство.
Где же прежние руки помощи
в сером мире сплошного предательства?
От превратностей обвинения
словно вечность до слов оправдания,
но проходят через забвение
свет любви и её сострадание.
Дождливое предновогодье
По стеклу уходящие дни декабря.
То ли тихая грусть, то ли дождь за окном.
Неужели на зиму надеемся зря?
Разве снег с декабрями у нас не знаком?
Задержался в пути новогодний мороз,
видно, где-то метелью его занесло.
На стекле не узор, а дорожки от слёз.
Оттого на душе остывает тепло.
Не хватает зонтов городской суете –
на промокшие плечи взобралась сосна.
Ей хотелось по городу в санках лететь,
но сегодня удачи такой лишена
Остаются последние несколько дней.
Пусть осенняя грусть обойдёт стороной.
Новогодняя ночь всё же сердцу милей
на пушистом снегу
с ненаглядной весной.
***
Слова скорбящие печали
давно прилюдно перестали
звучать под вечер и с рассветом
весною, осенью и летом.
Они запрятаны под сердцем,
как прячут суть единоверцы
от глаз чужих и от сомнений,
чтоб не попасть под искушенье
кричать бессмысленно о боли,
мечтать о безграничной воле,
прося пощады у надежды…
Не быть тому, что было прежде.
К чему тогда слова печали?
Услышит время их едва ли.
Прошло вчера и у порога
толпятся новые тревоги
на нас, вчерашних, непохожи.
Лишь безразличие всё тоже.
***
Так устроена жизнь, что ветрами уносит
день обычный весенний, улыбки и смех.
Остаётся навечно под ветками сосен
легковесность мгновений любовных утех.
Половодьем смывает обиды и слёзы,
заживают болячки былых неудач.
Притупляется страх перед новой угрозой –
молодецкий задор по грядущему вскачь.
Утро нового дня забывает уроки
бестолковых ошибок вчерашнего дня.
Глупость снова спешит за коварным пороком,
и разумному сердцу её не унять.
Так устроена жизнь, что частенько на грабли
наступаем и всё же идём напролом.
Перед тем, как на утро размахивать саблей,
забываем под вечер прикинуть умом.
***
Замурованы минуты
в кратковременность мгновений –
разучились почему-то
подчиняться восхищенью.
Меньше стали удивляться
изменениям в природе,
как и впрочем – святотатству
безразличного народа.
Улыбаются, но реже –
смех душою не оценен.
Ранним утром ветер свежий
силе шторма равноценен.
Не стремятся за удачей,
ближе им уют в квартире…
Разучились жить иначе
в замурованности мира.
***
Январь раскис,
обиделся на всех,
на крыше свесил ледяные ноги,
от злости яркий новогодний смех
за пару дней расквасил на дороге.
Чего не так, и кто не угодил?
Неужто вьюги мало песен спели?
Снег так старался, не жалея сил,
а он его –
в плаксивые капели.
Не тот январь,
не пахнет Колымой.
Мороз на Юге, что глаза девицы.
Не насладишься в январе зимой,
недели три она лишь только снится.
Не поленится ветреный февраль
нагнать мороз под минус восемнадцать…
Январь в слезах,
немного даже жаль,
что не успел на санках накататься.
***
Вечер проходит январский впустую –
слёзы со снегом в дорожную жижу.
Тупо причастье с глаголом рифмую,
только ни смысла, ни сути не вижу.
Важные фразы зависли сосулькой,
рифмы со снегом смешались и тают.
Хватит, наверно, играться в бирюльки,
если слова не сбиваются в стаю.
Зимний январь со слезами некстати.
Крылья Пегаса промокли и сникли.
Мысли на кухне, в любимом салате,
им не до рифм и красивых артиклей.
Лист на куски и рука за бутылкой.
Пару рюмашек с Пегасом за зиму.
Может быть, градусы свежей горилки
нам настроенье немного поднимут.
***
Нафаршированы стихами
пустые ночи одиночеств.
Избавить души от цунами
крылатый слог уполномочен.
Одна – скрывается под слогом,
клянёт другая злую долю.
Обеим хочется о многом,
но не хватает силы воли.
Капризы собственных амбиций
рождают ночи одиночеств.
Две половины на границе,
но пыл сомненьем обесточен.
Дано стихам такое право –
соединять кусочки счастья,
чтоб необузданные нравы
лишались вымышленной власти.
Осенняя птица
Последний день, и в зиму улетаю.
Душе тревожно,
по́ ветру крыло.
Надежды нет
ни спереди, ни с краю –
ей, как и мне,
опять не повезло.
Прощай, листва, растрёпанная в клочья
дождём и ветром,
мне пора на юг.
Последний день.
Я улетаю ночью
в страну пернатых искренних подруг.
Мы не жильцы холодного рассвета,
нам суждено
в стране весенней жить
и только там волшебные сонеты
писать для тех,
кто возрождает жизнь.
***
Приснились ромашки в ночном поднебесье,
бесценный подарок от курочки рябой,
стихи к ненаписанным в юности песням,
цветущий розарий на месте ухабов;
дороги, ведущие в чистое поле,
журчанье ручья в босоногом июле,
забытые в детстве нелепые роли,
беспечная юность за сказочным тюлем.
Сменить бы и в жизни печали на звёзды,
дарящие нежность романтики ночи,
осенние листья на теплые гнёзда,
дышащих весною цветущих урочищ;
солёные слёзы на сладкие речи,
тяжёлые мысли на звонкие песни,
разлуки в дороге на новые встречи,
чтоб с ними за руку с любимыми вместе.
***
Жаль, желанья пока не приучены
подчиняться несчастным возможностям –
то сбивают с дороги излучиной,
то ночами бессонными множатся.
Не приручены мысли строптивые –
осаждают вопросами голову,
обжигают колючей крапивою,
ранят душу расплавленным оловом.
От избытка желаний беснуется
не привыкшее к пыткам сознание,
превращаясь к утру в богохульницу,
а под вечер – к Творцу с покаянием.
Не летать в облаках и не маяться –
по возможностям жить и без глупостей,
принимая, что жизнь-раскрасавица
только краше от маленькой трудности.
***
Пробираясь сквозь дебри вчерашних стихов,
осуждаю строку за её непричастность
к боли скомканных рифм,
но пока не готов
пригласить их с утра на святое причастье.
Дочитать до конца и убрать шелуху,
расплести кружева сладострастных признаний;
постараться придать новый образ штриху,
чтобы он зацепил остротой подсознанье.
Через час возвратиться ещё раз к стихам.
Убедиться –
они возбуждают желанье
улететь в небеса, а не плыть по верхам
безразличному взгляду
без чувств состраданья.
Вот тогда и не грех показать их другим,
предложив пару строк от бациллы ненастья.
Если смогут помочь,
то стихи херувим
пригласит к алтарю на святое причастье
***
Как мало зим, растопленных весной,
как много вёсен, отданных разлукам.
Из года в год над книжкой записной
дрожат ночами маленькие руки.
Одни словами вяжут кружева,
другие ждут, не закрывая двери.
В душе надежда целый год жива,
но вот апрель не остаётся в сквере.
Легко удачу спрятать под зонтом,
жалеть себя удобней, чем другого.
Дремать на кресле в доме обжитом
не то, что ночь у ветра ледяного.
Уходит жизнь, о прошлом не скорбя.
Куда спешит – никем не объяснимо…
Как много лет, прожитых для себя,
как мало дней, подаренных любимым.
***
Между каменных фигур
городских предубеждений
ходит нежная «l’amour»,
спотыкаясь о сомненья.
Сто навязчивых причин
сомневаться – ждёт ли счастье
в сжатых намертво запястьях
или в золоте гардин?
В каждом доме есть окно,
за которым ждут кого-то –
ожидать «l’amour» с работы
им судьбою суждено.
Пусть не стынет допоздна
одинокий чёрный кофе…
Не хотелось, чтоб весна
умирала на Голгофе.
***
Галопом несёмся от точки отсчёта
до финишной ленты по полю чудес,
и манит всю жизнь искупаться в почёте
земной искуситель – завистливый Бес.
Наивно надеемся встретить Фортуну,
понравиться ей и слегка обольстить,
до звёздного неба однажды доплюнуть,
связав словоблудьем ненужную нить.
Меняем себя на гнилое коварство,
ползём по наклонной за славой глупца,
но сколько шутом на миру ни фиглярствуй,
грехи перевесят на чаше Творца.
Не стоит галопом за призрачной славой,
надёжней пешком мимо поля чудес.
Почёт не приносит коварный Лукавый,
и совесть нельзя продавать на развес.
Между веками
Двумя веками свыше одарён.
Одним рождён, воспитан и повенчан.
Другой – глаза открыл на марафон
и убедил, что этот мир изменчив.
Помог понять, что прошлый – визави.
Ушедший век не уместишь на фото –
он где-то рядом, только позови,
пусть даже юность выдалась по квоте.
Не сожалел, не верил в чудеса.
Пусть тяжело, но вжился и в сегодня.
Но не забыл родные голоса
из романтичной жизни прошлогодней.
У времени имеется лицо.
На нём судьба моя – одна морщинка…
Два века мне подарены Творцом,
Горю звездой в них и лечу песчинкой.
***
Лампа на кухне горит вполнакала,
чайник ворчит на вечернюю стужу.
Холодно в доме, и осень достала –
снова на месяц печалью простужен.
В горле першит, и сбиваются мысли,
сахар кончается в маленькой вазе.
Планы с желанием за день прокисли –
хмурый ноябрь их, наверное, сглазил.
Чай остывает, сгущаются тучи.
Листья на стёкла, а радость из дома.
Дождик за стенкой скребётся плакучий.
Здесь поневоле потянет к спиртному.
Жаль, что ни рюмка, ни чай из калины
душу согреть не сумеют под вечер…
Только весенней любовной вакциной
осенью поздней покинутых лечат.
***
Всего-то надо – огонёк свечи,
помятый лист и никакого чуда,
чтоб самому всю ночь себя лечить
от поцелуя мерзкого Иуды.
Не откажусь от слова мудреца
на перепутье приторных сомнений
и только с ним до самого конца
смогу пройти по полю искушений.
Ещё хотел бы преданных друзей,
свой уголок у старого камина,
чтоб никогда завистливый злодей
не угрожал заржавленною миной.
Совсем немного хочется душе.
Всего-то надо – маленькое счастье…
Пускай желанья спрятаны в клише,
без них нельзя укрыться от ненастья.
***
Полюбить, так сразу королеву,
обольстить, так только короля.
Что ползти под звёздами «налево»,
небо о безмолвии моля?
Но при этом не забыть бы сдуру –
знати королевской ни к чему
габариты хиленькой фигуры,
им бы тоже –
толстую суму.
Королям сегодня не до водки –
до желудка новая тропа.
Не сразишь заморскую молодку
барахлом –
не так она глупа.
Поразмыслишь над своим корытом
и дойдёт до глупого ума,
что дороги до мечты закрыты,
если не наполнена сума.
***
Приходится когда-то отвечать
то за себя, то за других немного.
Так лучше сразу собственную стать
держать в узде при выборе дороги.
Безгрешных нет, но глупо на рожон
лезть напрямик, не думая о завтра.
Любой из нас хоть в чём-то одарён,
ищи талант без ложного азарта.
Закат встречая, повернись назад.
Отдай поклон стареющим минутам –
они ровесницы прошедших дат,
соперницы не пройденных маршрутов.
Мы им должны дыханием зари,
своей судьбой, мечтами и дорогой.
Рассвет встречая, жизнь благодари,
прося прощенье за грехи у Бога.
***
Время лучшее мной перегулено,
поспешила пора перезрелая.
Вот такая в душе загогулина.
Ничего теперь не поделаешь.
Не воротишь мгновения истины,
не исправишь ошибки безумные,
не покроется кудрями лысина,
не прикроется чушь остроумием.
Не хотелось бы ждать невозможного,
ускользать от вчерашнего ёршиком.
То, что было мне свыше положено,
получил до последнего зёрнышка.
Замолю убежавшее прошлое,
извинюсь перед тем, что обижено…
Заживу без излишества пошлого
в перестроенной разумом хижине.
***
Сегодня март не жалует котов –
слегка погладит и пошлёт в подвалы.
Кто круглый год их баловать готов?
Апрель и май?
Но всё-таки, едва ли
им хватит сил на парочку недель.
А дальше –
сами борются за право
иметь на свалке грязную постель
и быть своим среди бездомной твари.
Хвостом сегодня вряд ли удивишь.
Гордиться крышей – надобно уменье.
Кому он нужен –
серенький малыш?
Не избежать подвального забвенья.
Так и проходит незаметно год
в борьбе за жизнь, в погонях и с опаской,
что и весной опять не повезёт
найти ночлег под вожделеньем ласки.
Счастливое утро
Тучи открыли промокшие ставни,
свет постучался тихонько в окошко.
Мысли проснулись и сразу о главном –
утро поможет сегодня немножко?
Чашечка кофе уносит сомненья –
день предстоит, непременно, прикольный.
Тянутся руки к лучам произвольно,
чтоб ухватиться за это мгновенье.
Ночь убежала, за нею – тревоги,
кончились тёмные игры их в прятки.
Утро пророчит – в домашней берлоге
будет сегодня опять всё в порядке.
Сердцебиенье и запах удачи.
День предстоит, непременно, прикольный,
если душа новым утром довольна
и просыпаться не любит иначе.
***
Доводилось и рассветы перекраивать в закаты,
штопать лунными лучами тёплой ночью рюкзаки,
подниматься выше неба, спать на травушке помятой,
до утра гитару слушать с тёмноглазой у реки.
Уходить от сквернословья и пустого словоблудья,
успокаивать зазнаек, не смотря на волчью рать,
юность нежную весною закрывать от сплетен грудью,
помогая первым чувствам перед страхом устоять.
Время тянется за модой, забывая о вчерашнем.
Перекраивать рассветы не удастся мне весной.
Не зовут в дорогу ветры, потому что стал домашним,
только сердце не желает в пенсионный отпускной.
Мне бы встретиться с друзьями под развесистой берёзой,
вспомнить старые напевы и налить по двести грамм,
время лет бы на пятнадцать незаметно заморозить,
подарив улыбку дамам и надежду мужикам.
***
Всё меньше остаётся от меня,
от прошлых чувств и пламенных восторгов;
не видно искр вчерашнего огня,
былой запал проблемами издерган.
Изранены крылатые мечты,
реальность чаще обжигает руки.
Желанья оказались нечисты –
они рождались под созвездьем скуки.
Не тянет в бабье лето за моря –
приятней с милой прогуляться в сквере,
со временем сединам января
гораздо больше, чем капелям, верю.
Судьба со мной давно уже на «ты».
Уходят те, кто научили слушать…
Во мне сегодня меньше теплоты,
что согревает искренностью душу.
***
На палубе прогулочного судна
играла музыка, плясали каблуки.
Смеялась и резвилась безрассудно
лихая молодость в объятиях реки.
Сверкали платья, пенилось сухое.
Тела воздушные, как чайки за кормой,
кружились вальсом над волной речною,
мгновенья лета увлекая за собой.
Бурлила юность, только за штурвалом
грустила зрелость, обошедшая моря,
что некогда безумство обуздала
на этой палубе норд-вестом января.
Жизнь удалась и, вроде бы, не стоит
жалеть о стёртых безрассудством каблуках,
но жаль немного, что в июльском зное
не юность лёгкая, а лишь штурвал в руках.
***
Не дотянул задиристый февраль
до тридцати, до полного расцвета.
Ушел на год, а мне немного жаль
суровых строк ершистого поэта.
Строчил стихи ночами на стекле,
затем их пел под музыку метели.
Шептал о чём-то градусной шкале,
но дни вперёд безжалостно летели.
Не убедил, непонятым ушёл.
Последний стих смывает половодье.
Лучистый март, беспечный новосёл,
сменил его в лазурном небосводе.
Несёт капель поэзию весны.
Опять душа наивностью согрета.
Закончен цикл, но сохраняют сны
реалистичность гордого поэта.
Комната детства
Комната детства закрыта навечно.
Ждут занавески, закрытые мамой,
парочку слов откровенно-сердечных
пусть не в письме, а в простой телеграмме.
Стол у окна сохраняет секреты
глупых записок наивного детства.
Стены ушедшими снами согреты,
им никуда́ от былого не деться.
В старом комоде хранятся капризы,
под одеялом – обидные слёзы,
над занавесками, вместо карниза,
ветка засушенной нежной мимозы
Годы состарили окна и двери,
Время затёрло чернильные пятна…
Комната детства не может поверить,
что не вернётся хозяин обратно.
***
В начале странствий, начиная путь,
спешил понять:
– А что же в жизни важно?
Что обойти, чтоб в нём не утонуть,
как устоять, чтобы не стать продажным?
Стремился ввысь, но не достиг вершин,
скакал верхом, но лошадь спотыкалась,
ваял Давида, вылепил кувшин,
бежал вперёд, но обошла усталость.
Встречал рассвет и уходил во тьму,
порхал наивно, набивая шишки.
Мечтал, что в полдень солнце обниму,
оно сбежало вечером к братишке.
Остыли годы, время не вернуть.
Прыть уплыла в кораблике бумажном.
Диктует сердце:
– Завершая путь,
уйди, любя.
И только это – важно.
***
Как будто только лишь вчера
наивно-юный день весенний,
покинув старенькие сени,
решил опередить ветра.
Всё лето гнался за мечтой.
Почти достиг у горизонта,
но, как назло, заветный контур
водой размыло дождевой.
Под осень понял, что ветра
не перегнать, не переспорить –
куда спокойней на подворье,
где голь на выдумку хитра.
Пусть день весенний не вернуть,
но ноябри, на удивленье,
находят мудрое решенье
продолжить с вдохновеньем путь.
***
Рюкзаки с накладными карманами
романтичного прошлого времени
прагматичному кажутся странными,
молодежи компьютерной – бременем.
Незнакомо практичному пение
соловья в засыпающем облаке.
Ветер странствий в плену у забвения,
он сегодня прагматику побоку.
Ближе стали звонки телефонные,
ощутимей кредитные тяготы.
Обескровлено небо бездонное,
засыхает последняя ягода.
Разве можно вечерние шорохи
заменить на смартфоны звенящие?
Те, кому звездопады не дороги,
не сумеют понять настоящего.
***
Забудь про возраст навсегда,
седым предчувствиям не верь,
хандре не вздумай никогда
приоткрывать ночами дверь.
Не замечай манящий скрип
в диване стареньких пружин,
не важно, что давно охрип,
вином наполнится кувшин.
Назло стареющим годам
про боль сердечную забудь,
с надёжным другом или сам
бесстрашно в незнакомый путь
спеши, и да поможет Бог
найти заветную мечту,
на перепутье трёх дорог
увидеть яблони в цвету.
Под старый Новый год
Засыплет снег завистливые взгляды,
вино в бокал польётся через край,
сидящий слева,
совершенно рядом,
тебе прошепчет:
– Друг, не замерзай.
Давай глоток за прошлые рассветы,
за старый год, но вечно молодой,
за все стихи, что юностью пропеты,
счастливый миг, подаренный судьбой.
Пусть Новый год славянского разлива
напомнит нам ушедшие года,
где жизнь текла совсем неторопливо
и обходила чёрная беда…
За это грех не выпить по бокалу
в святую ночь под старый Новый год,
чтоб старость нам с тобой не докучала
пока над нами солнце не зайдёт.
***
Неслись по ветру над землёй,
смеясь и споря.
Нас обходили стороной
печаль и горе.
Сплетались нежно на виду
в объятьях руки –
не тратя сил на ерунду,
вдвоём от скуки.
Года романтики зерно
перемололи –
идти спокойней суждено,
ценя мозоли.
В сердцах осталась на двоих
одна надежда –
спасут от будней грозовых
края одежды,
что сшили мы на небесах
в далёком прошлом,
не запятнав в людских глазах
ни злым, ни пошлым.
***
Время забыло про нас одиноких,
бросило в прошлом под веткой сирени,
разрисовало ложбинками щёки
и наградило занудной мигренью.
Мы не нужны разъярённым рассветам,
на́на-капризам причуд электронных,
экшен – словам в мишуру разодетым,
дилерам чести, в игру вовлечённым.
Новое время по скользкой спирали
рвётся вперёд и давно безразлично
к тем, кто однажды за ним опоздали,
кто не сумел стать немного циничней.
Может быть, зря осуждаем усталость?
Жизнь всё равно по расписанной схеме.
Плохо ли то, что собой мы остались,
позже рассудит спешащее время.
***
Попытался – не исправил.
Захотелось, но не смог.
Исключить нельзя из правил
перепутье двух дорог.
Миновать в пути ненастье
не удастся, хоть ты плачь,
и приходится за счастьем
не пешком, а только вскачь.
Говорили – станет легче.
Ждал наивно, не сбылось.
Никакие в мире плечи
не помогут, если врозь.
Убедился, лучше вместе,
не галопом, а пешком.
Усидеть нельзя на месте,
но спеши, мой друг, с умом.
***
Кому-то это чёрное,
другому – ярко белое.
С утра оно разорвано,
а к ночи снова целое.
Не всем невеста нравится,
родители в сомнении,
но жениху – красавица.
Кому нужно их мнение?
Что хочешь, то привидится,
любая в жизни всячина,
как слово ясновидицы,
что денежкой оплачено.
Под ветром гнётся мельница
а в голове лишь кашица –
то хочется, то верится,
но чаще всё же
кажется.
Звонок из прошлого
Звонок из прошлого и слёзы на глазах.
На том конце – мальчишеские годы
в плену весны на тонких каблуках.
На этом – жизнь в осеннюю погоду.
На полчаса по радужной дуге
ушли вдвоём в безоблачное детство,
зажгли огонь в остывшем очаге
своих друзей, что жили по соседству.
Обиды смыты утренним дождём.
В душе остались юные улыбки
и только с ними в этой жизни зыбкой
пусть даже врозь, но всё-таки живём.
Один звонок, и прошлое в руках.
Для дружбы время не имеет веса…
На том конце – весна на каблуках,
на этом – прежний ветреный повеса.
***
Прошу, прости, что не заметил
весны в дыхании зимы,
когда с белёсых веток-петель
срывались птицы-крикуны.
Мне показалось, что морозы
надежду спрятали под лёд,
мечта от зимнего артроза
теперь лишь к марту отойдёт.
Что не увидел рано утром
слегка замёрзшие следы
на белоснежном перламутре,
прошу, родная, не суди.
Прости, что не заметил чуда,
как ловко в шарфик шерстяной
зима упрятала этюды,
что нам подарены весной.
***
Неразгаданна, обезвожена,
горем близких своих перегружена,
к ощущениям – настороженно:
осуждалась не раз незаслуженно
за любовь свою сизокрылую.
Но терпела и холод, и сумерки;
понимая – время не милует,
удивляла особой изюминкой.
Глупым зеркалом – не оценена,
по дороге всю жизнь с осуждением.
Но всегда с утра – с переменами,
вместе с кофе – глоток настроения.
Крылья в сумочке, губки бантиком,
шарфик новенький, с переливами…
Вечно юная, из романтики,
невзирая на долю –
счастливая.
***
Весной на поле обгонял ветра,
закат с рассветом нёс на коромысле,
но дождь осенний вылил из ведра
совсем другие помыслы и мысли.
Дороже стал продавленный диван,
огонь свечи у тёплого камина,
болтун сосед, что вечно полупьян,
пирог в печи любимой половины.
Реальность ближе рваных облаков,
горячий кофе лучше обещаний.
Когда бежать за ветром не готов,
рассветный час становится желанней
ночей осенних, залитых дождём,
вечерних дум, запрятанных под пледом…
Весной – в поля, а осенью бредём
в уютный дом по собственному следу.
***
Надоели раскаты в бушующем море,
вопли старых ворон в нестареющей мгле.
Надоело искать и со временем спорить,
не свободой дышать, а вариться в котле.
Забывать разговоры морского прибоя,
забираться под крышу своих же проблем,
перевязывать раны вчерашних побоев,
оставаясь при этом ничем и никем.
Обезличены мысли, слова и раздумья.
От безликости масок тускнеет закат.
На развалинах прошлого пляшет безумье,
а удача за деньги и то напрокат.
Но под мокрым плащом сохранилась надежда,
что охрипнет однажды с утра вороньё.
Пусть не всё, но хоть что-то останется прежним
и утонет в бушующем море враньё.
Пробужденье
Когда не знаешь кто ты, с кем и где ты,
то не поймёшь – идти или лежать?
Душа и тело январём раздеты,
им неохота покидать кровать.
На кухне ждут замытые кастрюли,
ворчливый чайник, столик у стены,
скрипучий стул, часы на карауле,
что торопить судьбу обречены.
Одно и то же утром и под вечер.
Рутина ест и некогда летать.
Удачный кадр давно уже засвечен,
на всех желаньях «жирная» печать.
Но ангел жизни с торжеством рассвета
вселяет смысл в задёрганный твой быт.
На тёплом ложе понимаешь, где ты
и для чего Всевышним не забыт.
***
Как много дней проходят зря,
без нежных слов и удивлений,
без роз в начале января
и без реалий сновиденья.
Минуты мимо чьих-то лиц
как часто просто так проходят,
не замечая ни ресниц,
ни слёз невидимых на взводе.
Бесцельно прожит целый час
без ординарного вопроса:
– Кто прячет звёзды про запас
на просыпающемся плёсе?
Минуты скучные и дни
в года слагаются пустые,
а мы скрываемся в тени,
подальше от любой стихии,
не замечая жизни суть
на переполненном перроне,
не потрудившись заглянуть
в купе последнего вагона.
***
Постепенно, поневоле,
в той палате номер шесть,
где скрывается безволье,
не хватает спальных мест.
Здесь – сомнительные банки
и строптивый депутат.
Переехали с Лубянки те,
кто ляпал невпопад.
Для одних палата – «крыша»,
для других – родной причал.
Совесть здесь давно не слышит,
хоть бы сколько не кричал.
Постепенно, поневоле,
каждый третий на порог:
кто – унижен, кто – уволен,
кто мосты удачи сжёг.
Сумасшествие повсюду –
на экране и в делах.
Слухи, толки, пересуды
повсеместно сеют страх.
Страшно думать, что придётся
нам в палате номер шесть
ожидать просвета солнца
или тупо в петлю лезть.
***
Пытаюсь жить и не идти ко дну,
через порог впуская вдохновенье.
Люблю ночами слушать тишину,
вкушая сладость этого мгновенья.
Могу с балкона утром улететь
на крышу дома, что стоит напротив;
отговорить судьбу от новых бед,
затормозив себя на повороте.
Смогу встречать и дальше январи,
переживать, печалиться и верить,
по-прежнему бороться и творить,
пока Всевышний открывает двери.
Единственное, что всё же не смогу –
смириться с тем, что зло идёт по следу:
пусть даже май родится на снегу,
не полюблю замашки людоедов.
***
Закатный час сбегает от пророчеств.
Остатки дня расселись по углам.
Желанный миг сомнением просрочен.
Опять надежда превратилось в хлам.
Слова зависли тонкой паутиной.
В ней еле дышит нежная мечта.
Но не сбежать от щупалец рутины,
не оплатить вчерашние счета.
Скучает ночь и стынет одеяло.
Часы в прихожей разогнали сны.
Звезда в окне от холода завяла.
Обидой вновь мосты разведены.
Стучится день и новая надежда
с ним на порог.
А может, повезёт?
Рассветный час в блаженную одежду
оденет душу
и начнёт полёт.
Живое тесто
Из нас смесили тесто,
кое-как.
В нём жира нет, откуда бы он взялся,
когда с утра до ночи натощак,
без крошки хлеба и кусочка сальца.
Зато солёное,
от горьких слёз.
Немного пресное –
утеряны надежды,
что, может быть, воспримет нас всерьёз
напыщенный от важности невежда.
Живое тесто брошено на стол.
Лепи, что хочешь, из безликой массы.
Кто понаглей, тот под себя подмёл,
кто похитрей, тот сказочкой подкрасил.
Забыта совесть, прохудилась честь.
Бездушный Дьявол растопырил пальцы…
А нас, простых,
уже не перечесть,
кто на воде и на кусочке сальца.
***
Отдавать любимой даром
жизнь свою и ежедневно
ожидать на тротуаре
незабвенную царевну.
По январскому морозу
мчаться вслед за робким взглядом,
невзирая на прогнозы,
что не быть удаче рядом.
Останавливая время,
разрывать любые путы,
улетать за ней над всеми
с ветром утренним попутным.
Ради искреннего слова
долгожданного ответа
ежедневно быть готовым
превращать морозы в лето.
***
Путь тернистый в нежный рай
или в бездну под фанфары?
Ежедневно выбирай:
молчуном или гусаром?
Через головы к венцу
или скромно возле трона,
за советом к мудрецу
или болтовнёй вороны?
В этой жизни выбор есть,
вариантов слишком много,
только так, чтобы не сесть,
а идти своей дорогой
до конечной той черты,
за которой несуразность
или райские цветы
вместо всех земных соблазнов.
***
Часы спешат, и не имеет смысла
их осуждать – так Богом суждено.
Остатки года за окном повисли,
и крутит жизнь своё веретено.
Жалеть не стоит, что теряем годы.
Без нас, кто знает, выжили б они.
Под бой курантов прошлое уходит,
дай Бог, чтоб мы остались не одни.
Пусть заживают раны от потери,
на целый год и старше, и умней.
Но завтра снова не забудьте двери
открыть мечте и пригласить друзей
к столу добра и истинного счастья.
Пусть на земле не всё, как мы хотим,
но устоим перед любым ненастьем,
кусочек сердца подарив другим.
***
Менял февральские морозы
на лепестки цветущих роз.
Однажды в город под угрозой
на Рождество весну привез.
Улыбки нежные прохожим
дарил бесплатно,
просто так.
Не продавал свой день погожий
за малозначащий пятак.
Не листопадил перед властью,
на ветер слово не бросал,
не превращался в одночасье
в коварно-приторный оскал.
Страдал, как многие, от солнца,
но оставался чист душой.
Учил добру своих питомцев,
хотя и сам не был святой.
Когда душа уже дышала
на ладан,
из последних сил
на постаменте обветшалом
пером вписала:
«Он любил…»
***
Цивилизация распутства.
В ней места нет для красоты.
Где на костях поёт безумство,
там не увидишь доброты.
Завяли и́рисы Ван Гога,
забыт Бетховен и Хайям,
пороком заросла дорога,
ведущая в священный храм.
Охрипли на трибунах трубы.
Хвала за доллар – нарасхват.
Кому нужны Серов и Врубель –
граффити голову кружат.
Цивилизация упадка
надежд талантливых людей.
Живется в ней совсем не сладко
и с каждым годом всё сложней.
Сегодня и завтра
Разрисованное завтра
сердцу утром не угодно,
Ей хотелось бы на завтрак
задушевного сегодня.
Не обещанного чуда
забугорных привилегий,
а спокойствие на блюде
в тихом маленьком ковчеге.
Календарь меняет числа,
изменяются прогнозы.
Что обещано – прокисло,
ожиданье под угрозой.
Вечер мыслями замотан
оттого, что все дороги
превращаются в болото
ежедневного подлога.
Ночь пройдёт,
наступит завтра
в ожидании Эдема.
Что достанется на завтрак?
Вот всенощная проблема.
***
Сапогами затоптана травушка,
под асфальтом побеги морошки,
и не ходят за ягодой бабушки
по заросшей бурьяном дорожке.
Переделали старые правила,
убаюкали сказками зори.
Вдохновенье села обезглавили –
петухов не видать на заборе.
Почему-то не модны страдания
под гармошку – наушники ближе.
Под проценты сегодня желания
эгоизм выдаёт для престижа.
Задушевность давно обесценена.
Кто наглей, тот и выбился в люди.
Васильковое поле Есенина
утопили в болотистом блуде.
Испохабили ноченьку лунную.
Звёзды вымыть достаточно сложно.
Равнодушием взяли и плюнули
прямо в душу. Забыть?
Невозможно.
***
Блистал в оправе бриллиант,
сводя с ума сердца мужские,
но им владел седой педант
с клюкой в руке и аритмией.
Краса досталась не тому,
с кем познавали счастье с детства,
а недалёкому уму,
зато с немыслимым наследством.
И бриллиант, страдая, ждал
заката престарелой власти,
чтобы взошел на пьедестал
источник истинного счастья.
Сюжет банален, но опять
у ярких личностей дилеммы:
любви полжизни ожидать
или покинуть зал богемы.
***
Четвёртый день полощет в луже
декабрь вчерашние мечты,
но только дождь совсем не нужен
пейзажу зимней красоты.
Совсем не смотрятся бутоны,
как грусть в слезинках янтаря,
на сером вымокшем газоне
в декаде первой декабря.
Не пахнет новогодней елью
при плюс восьми,
да и зима
давно мечтает ожерельем
украсить грустные дома.
Причуды странные природы
в календари занесены –
то осень в сердце на полгода,
то лета нет, то нет весны.
***
Наступит день, и ночь сойдёт на нет.
Очистит свет запачканные крылья.
На полотне, скучающем под пылью,
увидит мир божественный сюжет.
Воспрянет хор затравленных пичуг.
Поймёт рассвет, что он душою молод.
Уйдет из дома сгорбленный испуг,
взвалив на плечи леденящий холод.
Да будет так, но надо переждать
сплошную темень хамства и расчёта,
надеясь, что кровавые просчёты
слезой омоет за ночь благодать.
Надежда есть, что ночь сойдёт на нет.
Рассвет исполнит общее желанье,
и зазвучит божественный сонет
над обновлённым миром созиданья.
***
Желающим плавать –
дарю паруса,
любителям песен –
весёлые ноты,
крылатым желаю лететь в небеса,
идущим по следу –
счастливой охоты.
С голодным –
горбушку свою пополам,
с печали извечной сниму заклинанья,
Улыбку Фортуны бесплатно отдам
тому, кто забыл о последнем желанье.
Добру пожелаю удачи в пути,
больничной палате –
лишиться работы,
одной половине –
другую найти,
почтенным сединам купаться в заботе.
Пусть души очистит весенний ручей,
свобода забудет про злые оковы,
сияющих дней станет больше ночей,
и счастье земное вернётся к основе.
Неприметная окраина
Неприметная окраина
не живёт, а еле дышит.
Терпеливо ждёт хозяина –
может, он починит крыши.
Под заборы всем по лавочке
презентует и покрасит,
фонари подарит парочкам
перед клубом на террасе.
Мужики сердито в бороды:
– Нам бы средства для артели,
мы бы справились без города,
без нытья и канители.
Руки есть, но мы – окраина.
Ждём давно – безрезультатно.
Съели деньги чьи-то сауны,
нам же дыры, но бесплатно.
Совесть спит давно на коврике,
жадность шубу приодела.
Безразличному чиновнику
до окраины нет дела…
***
То прохладно нам, то больно,
то от сырости неловко.
Днём обычным недовольны
по дороге к остановке.
В переполненном трамвае
мало кто уступит место,
обрывается кривая
перед солнечной фиестой.
Долгожданная возможность
не по нашему карману;
угадать погоду сложно,
все равно с утра обманет.
Вроде – есть, но все же – мало.
Не успели, не достали…
Время так и убежало
без единственной детали –
наслаждения рассветом,
ярким снегом и весною,
настроеньем от привета
и счастливою судьбою.
***
Шепчу душе:
– Пора не смешивать
чужое горе со своим,
стать, наконец, слегка насмешливым
и не стесняться быть вторым.
Унять желанья неуёмные,
залечь на ласковое дно,
мечтать ночами полутёмными
о том,
что старикам грешно.
Сменить крылатые желания
на кресло мягкое в углу,
не заводить себя заранее,
что перед будущим в долгу.
Она в ответ:
– Да не получится…
Судьбою мне не суждено
стать безразличною попутчицей,
надев домашнее рядно.
Нам ни к чему в пути тщедушие,
бороться будем и мечтать –
не зря же нас неравнодушием
запеленала в детстве мать.
***
Не изменить,
не возвратить,
не переделать.
Закрыта дверь,
вскипает кровь,
пролит бокал.
Не убедил,
не доказал,
закрыто дело.
Не долюбил,
не обогрел,
не удержал.
Осталась тень,
тупая боль,
недоуменье,
мерцанье звёзд,
паук в углу
и тишина,
пустынный дом,
слепая ночь,
туман сомнений.
Луна в окне
совсем иным
увлечена.
Порвалась нить,
померкла стать
у мирозданья.
Кого винить,
куда бежать
за оправданьем?
***
Безмолвие в ночи
на паперти потерь.
Кто смог запечатлеть
утраченные грезы,
когда прощальный миг
приоткрывает дверь
и в сердце чья-то боль
впивается занозой?
Не хватит мудрых слов,
чтоб это описать.
Они придут потом,
когда остынут чувства.
Нет даже горьких слёз –
их выплакала мать.
Здесь есть талант руки,
что назовут искусством.
На паперти потерь
не наступает день…
Тот сумрачный пейзаж
над материнским горем
талантливой рукой
хоть в красоту одень,
но вряд ли чью-то боль
своим стихом оспорим.
***
Жаль мне тех, кого не тянет небо,
кто ползёт по жизни просто так.
Жаль того, кто восхваляет небыль
на миру, как форменный дурак.
Кто за модой безрассудно в пламя,
ради селфи в бездну головой;
здравый смысл меняет на рекламу
перед обезумевшей толпой.
Не понять навязчивой идеи
быть ни тем, кем завещала мать;
удивлять безумной ахинеей,
лишь бы громче старших прокричать.
Жаль мне тех, кто собственное имя
поменял на вольнодумный бакс,
кто считает, что они крутые,
а живут по курсу свежих такс.
Где мечты не пройденной дороги,
что на пальцах всех не перечесть?
Жаль духовно нищих и убогих,
в глупой гонке потерявших честь.
***
Не всё равно, кто будет вспоминать,
протянет руку или отвернётся,
что говорила на дорогу мать,
скучает месяц или пляшет солнце.
Не всё равно, кто пригласил за стол,
как подавали искренность к обеду,
кто и зачем ко мне вчера зашёл,
когда навеки из квартиры съеду.
Кому пустяк, а мне не всё равно
с кем коротать вечерние минуты,
где посадить последнее зерно,
с улыбкой жить или страдать в приюте.
Куда приятней заходить к добру,
чем ожидать перед закрытой дверью,
делиться счастьем с кем-то поутру,
не отмывая от бездушья перья.
Плевать на всех удобно и легко,
судить других за мелочи безбожно,
но одолеть забвение веков
без доброты, уверен,
невозможно.
***
Ну, кто сказал, что мы уйдём,
исчезнем в призрачном тумане,
что всё равно зима обманет,
забив заржавленным гвоздём.
Не верьте глупым языкам –
пока ведут пути-дороги,
не стоит бить с утра тревогу
по недостойным пустякам.
Не вечно всё, что рождено.
Итог живого предсказуем.
Годами время не спрессуем –
уйти придётся всё же…
Но
мы не исчезнем без следов –
за нами сотни нежных строчек
среди безликих одиночек
никем не признанных хитов.
Мы не исчезнем потому,
что тормошили мир стихами
и то, что со́здали мы с вами,
не в силах сделать никому.
***
Играть всю жизнь чужую роль
не по душе и неприятно –
хоть сколько праведно глаголь,
не отстираешь ложью пятна.
Идти за тенью – не по мне.
Сплетать невидимые нити
в пустопорожней болтовне
мне не удастся, не просите.
Сдувать пылинки с рукавов,
дрожать осиной перед входом,
шептать на ухо – не готов.
Душа моя другой породы.
Она привыкла отдавать
своё тепло не по расчёту,
ценить не приторную стать,
а результат её работы.
Пускай ступени сочтены.
Но, поднимаясь, чьи-то роли
играть не стану поневоле,
чтоб лестью выкупить чины.
Сердечность
Сердцу летнему не верится,
что её ночной полёт
белоснежная метелица
слишком быстро занесёт.
Что поделать, вновь надеждами
в стужу зимнюю живет.
Дни приходят безмятежные,
а порой – наоборот.
Например, кому понравится,
если в марте после сна
синеокую красавицу
уведёт с собой весна.
Рассчитать судьбу до вечности
не удастся никому,
но и жить в плену беспечности
тоже, вроде, ни к чему.
Лучше верить ожиданиям
наяву, а не во сне,
и идти за пониманием
по морозу и весне.
***
В деревне нашей – пустота…
Петух кричит на старой крыше,
но вряд ли кто его услышит
там, где удача заперта.
Полкан в калачик у крыльца.
Бурьян заглядывает в окна,
где занавески часто мокнут
от слез, стекающих с лица.
Совсем недавно на покос
спешила сельская забота –
ей так хотелось поработать
и было вовсе не до слёз.
Под вечер песни под гармонь
дарили девушки учтиво.
Шептали бабушки игриво:
– Гляди, сынок, не проворонь.
Сушилось сено для скота,
смеялось детство у забора,
переливались разговоры…
Теперь в деревне –
пустота.
***
Смелая юность похожа на ветер,
на бестолковые сплетни сороки,
пепел на слишком крутой сигарете,
летнюю ночь под созвездьем порока.
Зрелость похожа на лестницу в небо –
с каждой ступенькой сложней подниматься.
Больше забот о воде и о хлебе,
меньше дверей из простых ситуаций.
Если без разума, можно скатиться.
Лучше спокойно к ступеньке доверья.
Можно и дальше взъерошенной птицей,
но не пора ли подумать о перьях.
Дальше – похожи года на мгновенья.
Синее небо становится уже,
краски бледнеют под ливнем сомнений,
жар безрассудства сознаньем остужен.
Только душа ни на что не похожа.
Ей суждено, невзирая на время,
вечно летать, не мечтая о ложе
самого лучшего в мире гарема.
***
Не поймать свою удачу,
не добраться до вершин,
если мир переиначил
и закрылся в нём один.
Недоверием зашторил
окна в пёстрый мир людей;
дверь закрыл от разговоров,
как неистовый злодей.
Даже если есть причина,
не греши на белый свет –
в чём-нибудь и ты повинен,
на земле безгрешных нет.
Если видеть только серость
из окна своей судьбы,
то исчезнет чувство меры
в поле битвы и борьбы.
Без улыбок, в одиночку,
в мире собственных проблем,
это жизнь почти в рассрочку.
Только жить вот так – зачем?