«Прекрасное чувство — любовь. С помощью него заполняются тюрьмы и психиатрические лечебницы».
Глупые психологи утверждают, что я больна шизофренией.
Но я-то знаю, что это вранье. Я больна любовью.
Когда она была еще маленькой девочкой с грустным именем Эмили, все было по-другому. Ее отец был художником. Да она и сама имела тягу к искусству. Часто рассматривала художественные книги, любовалась творчеством других. Особо ей нравился Врубель, его демон. Она тогда и не подозревала, что судьба обратит его в ее реальность… Это страшно. Не помню, когда и как это случилось, но она осталась одна. Рядом не оказалось ни одного родного человека. Это чудовищное происшествие изменило все.
Теперь все в ее жизни плывет своим океаном, не останавливаясь перед ней. Все пролетает куда-то вдаль, включая ее годы. А она постоянно слышит уже родные ей голоса, видит знакомые тени и… К ней не просто приходит дух, она ждет его. Каждый день. Он является мрачной тенью, элегантно растворяясь в знакомых запахах… Она засыпает на недели, а иногда и на месяцы. Она не любит свою стихию, переполненную мертвым состоянием обмороков и бесчувственных эмоций. Это больно. Но ей безумно приятно, засыпая, видеть мужчину, по сути – духа, в которого она так влюблена… Он романтичен, красив и… его нет. Это лишь сон, немое воображение. Столь ароматное восприятие мира может быть только у несчастного, больного человека, влюбленного в пустоту. Только у нее. Но какие у него глаза и губы, и… Она не может сдержать улыбку при виде его тени… Ночь – это лучшее время, когда она уходит в свой мир, где она – счастливый человек. Она может терпеть мучительные дни в больничных койках, когда хочется кричать от боли, но она все равно закрывает глаза, чтобы увидеть своего призрака. Тогда она успокаивается, а он уносит ее… в свою жизнь, которой, возможно, и не существует.
Это было осенью. Много лет назад. Дождь, как слезы, ронял случайные капли, поливая грустный город. Понимаете, осень – это те самые дни, когда все несчастные люди становятся еще несчастнее, а счастье других, отличающихся от нее людей, наполняется депрессией, когда дождь смывает все воспоминания… Она, как и сейчас, шла из больницы. Холодно. Сапоги были полны грязной воды, непонятные мысли сбивали с толку. Мир казался ей темным пятном, в котором каким-то боком оказалась она… Перед ней проносились дни детства, какой-то смех, ласковый голос мамы, сон – длинный сон, крики с неба, тени… Голова кружилась… Неожиданно она столкнулась с кем-то – из-за зонта не было видно, куда она идет. Она поднялась: он, ее дух. Она посмотрела в его глаза. И это был тот самый взгляд: строгий, но невероятно нежный… Он любил ее. Любил взглядом. Она засмеялась, дотронулась до него: она не пронзала воздух, как это было обычно, а гладила теплое, мокрое пальто. Рукой дотронулась до щеки… А он взял ее на руки и нес до самого дома… Не летел, а шел… Ее глаза были мокрые. То ли в мутных каплях дождя, то ли в соленых слезах… И он склонился над ней.
Очнулась лишь под утро. Она кричала: «Это был сон? Опять этот жестокий сон, рвущий изнутри от желания стать былью? Нет… Это болезнь, пожизненная влюбленность в сны…» – Но на полу, взвившись змеей, лежал шарф. Тот самый серый шарф с черной полосой…
«Он был, – шептала она, – Он был».
Сейчас, спустя много лет, он остается самым теплым воспоминанием за всю ее несчастную жизнь. Она одинока. И каждую осень она не снимает со своей измученной шеи серый шарф с черной полосой. И вспоминает тот самый поцелуй судьбы, столь нежный, и столь трогательный…