Татьяна Фёдоровна Верещагина
Справка:
Директор Ульяновского областного Художественного музея.
Родилась в рабочем поселке Новоспасское, окончила Ульяновский педагогический институт и три года работала учительницей в маленькой деревушке Суруловка Новоспасского района. Одновременно училась в Институте живописи, скульптуры и архитектуры Академии художеств СССР, куда поступила, готовясь к экзаменам по журналу «Огонек» и Советской энциклопедии. Когда районное педагогическое руководство начало выражать недовольство поездками молодой учительницы на сессии, Верещагина в 1974-м переехала в Ульяновск и начала работать в Художественном музее, где трудится и по сей день.
Верещагина говорит, что если бы не тогдашний «наезд» руководства, то, наверное, до сих пор бы преподавала искусство в своем родном Новоспасском. Кстати говоря, ее мать всю жизнь (до 75 лет!) проработала на одном месте – учительницей начальных классов.
—————————————————————————-
– Татьяна Федоровна, что представляет собой нынешний областной Художественный музей?
– Его структура такова: художественный музей на втором этаже здания на Венце (первый этаж занимает Краеведческий музей), и два филиала – Музей современного изобразительного искусства имени Пластова на улице Льва Толстого и Музей-усадьба Пластова в Прислонихе. В музее работают около 80 человек, а за год его посещают более 120 тысяч (2002 год) ульяновцев и гостей города.
– Как менялась посещаемость музеев в разные годы?
– В 70-е в стране начался музейный бум. Это было связано с развитием туризма в СССР. Тогда по Волге ходили туристические теплоходы, и в летние месяцы музей больше напоминал трамвай в час пик! Одновременно в залах находились по 4-5 групп экскурсантов! Всего же в год через залы музея проходило около 170 тысяч человек. Потом в конце 80-х – начале 90-х наступил серьезный спад. И не только по экономическим причинам. Прежнее руководство области относилось к музею как к складу никому не нужных вещей. В результате такого отношения за последние 12 лет бюджет не выделил нам ни копейки на покупку новых произведений, а то, что было отдано в реставрацию в другие города, так и оставалось невыкупленным.
Зимой 2000-го года мы вообще были поставлены на грань уничтожения. Крыша музея на Венце пришла в негодность. Вода потекла в зал. Среди редчайших экспонатов стояли тазы и ведра с водой. Когда такое положение вещей терпеть больше не было сил, коллектив музея взбунтовался.
Тогда нас поддержали многие СМИ. Показали, как мы рыдаем, стоя посреди этих тазиков с водой. Какие уж тут разговоры о великом?! В результате «миниреволюции» поменялось руководство, а директорский пост был доверен мне.
Нам очень повезло, что желание преобразований в коллективе музея совпало с приходом новой областной власти. Отношение к нам изменилось.
– Но насколько я понимаю, нынешняя власть проповедует идею самоокупаемости каждого предприятия – будь это производство или учреждение культуры.
– Наша нынешняя политика ничуть не разнится с действиями нынешней администрации, даже наоборот. Кстати говоря, Президент Путин в одном своем выступлении сказал, что государство будет помогать только тем учреждениям культуры, которые будут выдавать качественный продукт. Это, может быть, резко звучит, но это абсолютно верно! Что такое качественный продукт для нас? Это – новое отношение к лекциям, экскурсиям, выставкам. Это – шаг навстречу зрителю! По этой технологии давно работают музеи многих городов. Мы же были в отставании, на задворках культуры. Мы выбились из времени. Перемены были неизбежны, мы ждали их и с радостью, получив такую возможность, подключились к новой системе музейной работы. Открытый музей в открытом обществе – главный принцип этой системы.
– А в чем конкретно выражается ваше новое отношение к работе, ваш «шаг к зрителю»?
– Первым делом мы осмыслили ту ситуацию, которая сложилась на начало 2001-го года. Было ясно, что такого огромного количества туристов, за счет которых существовал наш музей, уже вряд ли когда-нибудь будет. Значит, нужно было работать с жителями города, завоевать их дружбу и любовь!
Мы долго продумывали этот шаг, но, наконец, мы его совершили – мы пустили зрителя в музей! В старые времена наше руководство больше всего боялось молодежи. В самом деле, за ними трудно уследить, вдруг чего случится… Здесь же фактически бесценные экспонаты!
Теперь же в нашем музее ежедневно проходит по 10-12 часов учебных занятий: наши залы становятся аудиториями для студентов УлГУ! Пять сотрудников музея работают в этом университете преподавателями. И знаете, что я вам скажу… Это неправда, что наша современная молодежь бездуховна! Они – замечательные! Может быть острые, резкие, но очень умные и понимающие!
Более того, мы пустили в музей не только студентов, но и самых маленьких детей! Мы проводим для них занятия, экскурсии и даже Новогодние елки! Они у нас рисуют, танцуют, пьют чай. А теперь представьте себе, какими дети уходят после наших мероприятий, если здесь их встречает не только величие наших экспонатов, нашей культуры, но и абсолютно живые Екатерина Вторая и Петр Первый (облаченные в костюмы той эпохи артисты)! И каждый ребенок, уходя от нас, получает в подарок маленький календарик – репродукцию одной из наших картин для своего личного домашнего музея! И дети, и родители даже и не представляли, что такое действо может происходить в музее!
Сейчас мы сломали стереотип, что музей посещают только эстеты и научные сотрудники. Музей нужен разным людям, и мы делаем все, чтобы заинтересовать всех! Для решения этой задачи мы проводим исследования, анкетирование. Сейчас мы просим каждого нашего зрителя после посещения наших залов заполнить анкету. И с их помощью выясняем, кто к нам ходит и что нужно, чтобы к нам приходило еще большее количество людей. Мы имеем обратную связь со зрителем! Разве могла идти речь о подобном еще несколько лет назад?
И результат уже есть! Число посетителей в 2002-м (120 тысяч человек) конечно же, далеко от «золотых» 70-х, но не надо забывать, что в основном это – наши горожане, а не заезжие туристы! Такого количества местных посетителей у нас не было даже в 70-е!
– А так ли важно для города существование в нем художественного музея?
– В 2001-м вышла книга Дмитрия Лихачева «Раздумья о России», в которой он говорит, что город без музея – это еще хуже, чем город без драматического театра. Такой город обречен, потому что он слепой, он не видит ни своего прошлого, ни своего будущего. Музей очень важен для создания в городе благоприятной культурной обстановки.
Задача музея – воспитывать людей. И весь наш, с позволения сказать, пиар основан именно на этом утверждении. Мы – единственный художественный музей в области. Наша воспитательная миссия – смысл нашего существования. Кто будет служить ей, если не мы?
Музей просто обязан идти к людям и убеждать их, что, несмотря ни на что, жизнь сама по себе прекрасна! Жизнь каждого человека – не черновик, ее не перепишешь! «Чистовика» не будет! Поэтому надо жить, надо радоваться жизни. Можно сказать даже, что мы не просто приобщаем человека к искусству, мы приобщаем его к жизни.
– Но нет ли в вашей новой деятельности противоречия? Ведь пытаясь привести зрителя в музей, можно и переступить черту – начать завлекать его чем-нибудь далеким от истинного искусства?
– А что плохого в том, что студенты проводят занятия в наших залах? В залах, которые одним своим видом способны вызвать трепетное уважение, способны погрузить человека (даже без его намерения!) в атмосферу покоя и духовности! Студенты часто не имеют возможности побывать здесь в другое время. Так что плохого, что мы хотя бы таким образом оказываем влияние на формирование их личности?
Приводя в залы студентов и детей, мы словно бы занимаемся расширением сфер своего влияния, формируем своего будущего умного и образованного зрителя.
Мы никогда не будем проводить у себя выставки чего-то бездуховного – например, восковых фигур низкого качества или орудий пыток. Мы очень четко отслеживаем эту грань – быть интересными, оставаясь в пределах своей миссии. Именно – не заигрывать со зрителем, а заинтересовывать его!
Самой спорной нашей выставкой была выставка Никаса Сафронова, которого многие называют спекулянтом от искусства. Но и его экспозиция преследовала вполне определенную духовную цель. Если Никас так известен, если о нем многие спорят, то почему не дать возможность зрителю самому разобраться в том, какое утверждение верно? Зритель имеет право составить свое мнение на основе лично увиденного, а не на основе публикаций и слухов.
– В чем выражается помощь вам нынешней областной администрации?
– Ну, во-первых, как я уже говорила, нам впервые за последние 12 лет были выделены бюджетные деньги на приобретение новых экспонатов (сейчас их в музее более 11 тысяч). Но настоящим прорывом для нас стало другое.
Еще в 2001 году, когда к нам заходили областные чиновники (кстати, чиновники горячевской администрации не приходили даже на открытие выставок!), они поражались нашему энтузиазму, поражались богатству нашей коллекции и той нищете, в которой она (коллекция) пребывает. И вот в мае 2002-го года в Художественном музее был проведен Губернский бал, организованный благотворительным фондом «Губернский» Людмилы Шамановой. Все благотворительные пожертвования пошли на развитие нашего музея.
Опять, как и перед решением пустить в наши залы студентов, появилось множество злых языков, которые говорили, что те новые русские, которые придут на бал, уж точно церемониться не будут – станут тушить сигареты в старинных вазах и вытирать руки о бесценные полотна! Говорили, что вот, мол, не хватает им ресторанов, превратят в кабак и Художественный музей.
И честно говоря, мы сами очень сильно боялись. Мы даже выделили специальное место для курения в вестибюле. Но этого не понадобилось! Все наши 150 гостей (а это огромное «разовое» число посетителей для нашего музея!) оказались очень интеллигентными людьми! Они общались, слушали музыку, осматривали экспонаты и очень бережно к ним относились. А курить, кстати говоря, выходили на улицу.
Поразило то, что многие из бизнесменов вообще были впервые в музее!
Благодаря Губернскому балу мы подняли свой престиж до небывалого уровня! Сейчас к нам приковано внимание практически всех слоев населения. От этого мы буквально расцвели!
Губернский бал – наша самая яркая, нестандартная акция. Именно этой-то остроты, этой изюминки нам и не хватало. Это – пульсация новой жизни!
С помощью благотворительного бала на нужды музея было изыскано более 600 тысяч рублей! Для нас это не просто гигантская, это – фантастическая сумма!
– На что были потрачены эти деньги?
– Прежде всего мы купили грузопассажирский автомобиль «Газель». Как мы обходились без него раньше, теперь я просто не представляю! У нас же филиалы! Я уже просто морально не могла просить у других выделить нам машину для перевозки экспонатов!
Также мы купили компьютерную технику и, как это давно уже сделано во всех нормальных городах, переводим на нее все свои фонды. Плюс к этому мы стали сами печатать пригласительные билеты. Раньше это была отдельная статья расходов.
Еще мы купили жалюзи, чтобы спасать картины от влияния ультрафиолета, кондиционеры для хранения экспонатов в надлежащих условиях, галогеновые светильники для надлежащего освещения выставок, ну и, наконец, вернули с реставрации те предметы, которые хранились там более 12 лет и были практически утеряны. Купили специальный дорогущий осетровый клей для восстановления экспонатов, без которого реставратор не может обмануть время.
– Какое ощущение осталось после Губернского бала?
– Ощущение того, что бал окончательно выдернул нас из трясины, и теперь мы должны оставаться на этом высоком уровне.
– С кем вы сейчас осуществляете культурные проекты?
– С сотовой компанией «SMARTS-GSM». Прямо в их офисе в четвертый раз организуем выставку одной уникальной картины из нашего музея.
– А какой смысл в этом мероприятии?
– Тот же самый – расширение сферы нашего влияния. Мы включаем бизнес в единое культурное пространство. Объединяем людей. Показываем, что культура и бизнес могут спокойно уживаться вместе и совместно работать на благо людей, на благо города.
– Как Вы относитесь к разговорам о том, что мы живем в жестокое «бездуховное» время?
– Не думаю, что человечество переживало когда-то «золотой» век. Любая эпоха жестока к человеку. Наше время тоже не для слабых сердец. Но времена, как известно, не выбирают. Надо жить, работать, просто хорошо делать свое дело. И больше думать и говорить о высоком, прекрасном, духовном.
– А поможет ли духовность нашему экономическому благополучию?
– Да… Это поможет установлению нормальных, человеческих отношений между людьми, а значит, и здоровых отношений в экономической сфере. Но даже не это главное… Наполненность и радость жизни зависит не от денег. Вы посмотрите на наших музейных работников. Почти у всех у них стаж работы здесь – 20-30 лет. Это притом что зарплата у нас очень невелика. Почему люди не уходят? Значит, есть у нас в музее что-то более важное, чем деньги!
Есть анекдот про то, что музейному работнику раз срезали зарплату, второй, третий, а он все не уходит! Потом его вообще обязали платить за приход на работу. А он платил и продолжал ходить! Почему? Я так думаю, что полученную здесь духовность, мы как бы «перерабатываем» в терпимое отношение ко всему и, в том числе, к отсутствию материальных благ.
И вот еще что я хочу сказать: уже 24 года каждый день я прихожу на работу в Художественный музей и все никак не могу поверить, что работаю в таком замечательном месте. Я и здесь – это так здорово!
– У каждого своя правда. В чем Ваша?
– В умении каждое утро начинать новую жизнь. В неистребимом оптимизме. Иногда вечером хочется умереть, а утром жизнь вновь кажется прекрасной! Потому что меня ждет музей!
– Что надо делать русскому человеку, чтобы жить хорошо?
– Работать. Это – единственный ответ для всех времен и народов!
– Разделяют ли Ваши убеждения Ваши дети?
– У меня – сын. Он вырос в музее, находясь здесь весь день после школы. Находясь вообще всю жизнь в атмосфере культурных ценностей. Вы не поверите, но первыми его словами после слова «мама», была попытка выговорить слово «Донна Велата» – название картины Рафаэля… Мой сын знает «от» и «до» всю экспозицию музея. Он вырос терпимым, гармоничным, спокойным. Сейчас он ординатор хирургического отделения.
– Какой поступок был самым важным в Вашей жизни?
– Переезд в Ульяновск. Это далось мне очень трудно, Поначалу даже было негде жить.
– Какое значение для Вас имеют деньги?
– Если бы они для меня значили очень много, то в музее я бы не работала. Единственное, для чего я хотела бы иметь чуть-чуть побольше денег, так это для того, чтобы чаще ездить в Москву, Санкт-Петербург – ходить в музеи, на выставки, в театры… Здесь мне иногда не хватает ярких впечатлений.
– Не хотели ли Вы когда-нибудь покинуть Ульяновск, страну в поисках лучшей доли?
– Никогда.
– Чего Вам, по большому счету, не хватает в жизни?
– Музейных пространств… Я хотела бы создать настоящий музейный дом с небольшим кафе, в котором бы собиралась наша интеллигенция, с арт-магазином и прочими мелочами, сделавшими бы музей центром городского духовного общения.
У нас же в данный момент музей так мал, что на все его залы приходится только один туалет с одним унитазом и одной раковиной. Находится он в подвале, и поэтому когда в советские годы в него «направляли» иностранцев, они боялись туда идти, думая, что их хотят затащить в «подвалы КГБ». И это совсем не смешно. Опрятный туалет в музее (с бумагой и полотенцами) такое же дело чести для его работников, как и все остальное. И с этого тоже начинается КУЛЬТУРА!
————————————————————————
Впечатления от встречи:
Впечатление двоякое… С одной стороны, я нигде не сталкивался с таким негативным отношением к журналисту и его работе, как в кабинете директора художественного музея. Выражалось это в том, что во время интервью в кабинет постоянно входили толпы народа, которые прерывали нас и решали свои вопросы с Татьяной Федоровной. Это при том, что я брал интервью и у людей, значительно более занятых и загруженных работой, чем Татьяна Федоровна. И каждый из них на время интервью «отгораживался» от окружающего мира (закрытой дверью или с помощью секретаря). Оно и понятно, мысль – такая вещь, которая должна «течь плавно», да и уважение к гостю (пусть даже это всего лишь журналист) – вещь немаловажная…
Но с другой стороны, когда я в какой-то момент не выдержал и высказал Татьяне Федоровне, что в результате подобной работы у нас получится «не интервью, а какашка», мне показалось, что Верещагина жутко расстроилась, и на глазах у нее даже появились слезы.
Почему? Я сделал вывод, что виной всему не «неуважение» к журналисту и его работе, а наоборот, чрезмерная любовь Татьяны Федоровны «ко всем живым существам», из-за которой она просто физически не может отказать в разговоре всем приходящим в ее кабинет! Согласитесь, это качество достойно большого уважения, хотя (видимо) и доставляет некоторые неприятности Верещагиной-руководителю.