Вершинин В. В. Симбирский контекст

Вадим Виссарионович Вершинин

Справка:

37 лет. В 2001-2003 – заместитель начальника территориального органа федеральной службы финансового оздоровления и банкротства по Ульяновской области. Ныне – начальник территориального органа той же службы по Камчатке и Корякскому автономному округу. Родился в Кировской области. 

—————————————————————–

Внук Сталина

– Мой отец – строитель, мама – врач. Всю свою трудовую жизнь они (и я с ними) провели на комсомольских стройках. Когда мне исполнился год, они поехали строить «Норильский никель», потом – металлургический комбинат в Тимертау (Казахстан), потом – оборонный завод в Воткинске (Ижевская область), потом – КАМАЗ в Набережных челнах. Здесь я и закончил школу.

Учился я очень своеобразно. Кроме математики и физики ничего не учил. Еще спорт любил. Бокс, туризм. Прошел пешком Южный Урал, Средний Урал, Северный Урал, Приполярный Урал. Занимался народными танцами. Сколько себя помню, всю жизнь мечтал стать летчиком и себя к этому готовил. Те же танцы – это быстрое кручение вокруг своей оси. С их помощью я развивал вестибулярный аппарат.

Самым крутым летным училищем в то время считалось Качинское военное училище в Волгограде. Но в нем был такой большой конкурс, что поступать туда я не решился. Отправился в Ейское училище в Краснодарском крае. Подумал, что если не поступлю, то хоть в море искупаюсь.

Сдал экзамены, прошел психологический отбор, а на профессиональном отборе оказалось, что таких результатов, как у меня, в последние годы вообще никто не показывал! Например, было там такое упражнение «крест»: перед вами на стенде два креста из лампочек, половина из которых «обманные», а в руках рукоятки с кнопками. В соответствии с загорающейся лампочкой нужно отклонить в ту же сторону рукоятку и нажать на кнопку. Когда загораются «обманные» лампочки, ничего делать не нужно. И все это на время. Так вот, я показал такое время, что экзаменаторы сначала подумали, что прибор сломался. Заставили пройти тест еще раз. Примерно то же самое было и в других дисциплинах.

О феномене сообщили наверх, и приказом министра обороны мне было предложено любое летное училище страны на выбор. Я выбрал Качинское.

Приехал в Волгоград уже постриженный, в форме. Вошел на территорию училища, а там абитуриенты еще только экзамены сдают. И первое, что увидел – висит огромный портрет и надпись: «Маршал авиации Вершинин». И курсанты, и офицеры сразу же решили, что у меня наверху «мохнатая» лапа. До третьего курса терроризировали вопросами о том, приходится мне маршал дедушкой или нет. Потом это так надоело, что не выдержал и «сознался». Говорю: «Да, это мой дед! А Иосиф Виссарионович Сталин – дед по другой линии!». И вы знаете… В это поверили!

 

– Наверное, учились хорошо…

 

– Первый курс – да, а потом понял одну простую истину: лучше иметь синий диплом и красный нос, чем красный диплом и синий нос. Те, кто учили по ночам, были отсеяны после 1-2 курса по здоровью. Так что как и в школе учил я только те предметы, которые помогли бы в будущей профессии – тактику воздушного боя, информатику, усиленно занимался спортом, летной подготовкой.

Первый раз я поднял боевой истребитель в воздух в семнадцать лет. Сейчас смотрю на своего четырнадцатилетнего сына и не верю, что через три года он сможет сделать то же самое. Мальчишка же еще!

 

– Что больше всего запомнилось из курсантской жизни?

 

– Как я чуть не сбил легендарного советского летчика Покрышкина. Он приехал в училище, когда я был на первом курсе. Представьте: актовый зал, рядами сидят курсанты, а перед ними при всех орденах – Герой Великой отечественной. Рассказал он нам, какая тактика ведения воздушного боя была в 40-х и 50-х, а потом говорит: «Дети мои, идите ко мне поближе!». А я сзади сидел, ничего не видно, а у Покрышкина на груди такой здоровенный алмазный орден. Ну я встал и пошел. А пол к приезду героя был натерт до блеска. Поскользнулся я на нем своими железными подковками и полетел вперед – ноги выше головы. Лечу и вижу, что своим 43-м размером аккурат попадаю Покрышкину в голову! И он тоже это видит! И глаза у него медленно расширяются. Только в последний момент меня подхватили и на ноги поставили! А Покрышкин потом сказал: «Всю жизнь пролетал, ни один немец не мог сбить, а тут салага-первокурсник чуть не уложил!».

После встречи курсантам разрешили сфотографироваться с Покрышкиным. А меня отправили в наряд – от греха подальше …

 

Офицер

– После училища (шел 1988-й год) я получил направление в Польшу. Прослужил здесь до 1992-го года. Летали на МИГах, первыми из всего Союза пересели на СУ-27. Задача стояла такая: в случае войны закрыть воздушное пространство над Европой.

 

– Не было боевых столкновений с Натовской авиацией?

 

– Ни разу. Самый опасный инцидент случился в 1989-м, после того, как на взлете отказал двигатель у одного из самолетов. Летчик по инструкции катапультировался, а самолет вдруг «ожил» и набрал высоту. Летел, пока не кончилось топливо, и упал в Бельгии. Слава Богу, жертв не было.

 

– Судя по перестроечной прессе, в Польше русских никогда не любили. Не было ли инцидентов с местным населением?

 

– Польша исстари делилась на несколько воеводств, некоторые из которых даже враждовали друг с другом. По-разному они относились и к русским. Щецинское воеводство, в котором мы стояли, раньше было территорией Германии. Люди в нем всегда занимались всевозможными ремеслами, им было не до политики. Нормально относилось к русским и Познаньское воеводство, которое всегда было культурным центром Польши. Где нас не любили, так это в Варшавском воеводстве, здесь было сильно влияние Запада.

Инциденты с поляками у нас случались только забавные. Например, один раз на летное поле заехал польский трактор и стал копать землю. Поначалу никто на него внимания не обратил – ну копает и копает. Потом командир все-таки послал дежурного. А поляк тому и говорит: «Это моя территория!», и показывает бумагу с печатью. Оказалось, что прапорщик из соседней части решил таким образом подзаработать перед увольнением и чуть не распродал местному населению все летное поле!

 

– Вы служили в армии, когда страна находилась на переломе…

 

– До 1992-го армия жила нормально. Единственное – когда в 1991-м начался путч, нас собрал командир полка и сказал: «Никому не дергаться! Мы люди военные, у нас есть командующий. Пусть он принимает решение». Когда путч провалился, и КПСС запретили, замполит проверил, у всех ли заплачены взносы, а потом собрал партбилеты и куда-то увез. Больше мы их не видели. Так что официально никто из нас из партии так до сих пор и не вышел.

А в 1992-м было подписано соглашение о выводе наших войск из Польши. Приехали мы в Смоленск, а туда уже пришел полк из Прибалтики и полк из Чехословакии. Плюс – местный полк. Даже съемных квартир не хватало! Летчики с семьями жили не только в казармах, но и прямо в дежурном помещении, отгородившись ширмами. Перспектив на получение жилья не было никаких.

Я всю жизнь мечтал быть летчиком, мне «светила» карьера, но… Посмотрел я на все это и написал рапорт об увольнении. А чтобы в моем личном деле было хоть одно черное пятно, сам себе написал в нем замечание. Но этого не хватило – тогда увольняли только по выслуге лет или за дискредитацию звания офицера. И я пошел на следующий шаг – уехал в отпуск на месяц и два месяца не возвращался. Приехал, спрашиваю: «Уволили?». В ответ: «Нет… Ты чего зарплату не получаешь?»

Пришлось ехать в Москву к моему бывшему командиру полка, а ныне начальнику отдела кадров ВВС. Он: «Я тебя не отпущу!». Раскладывает карту Советского Союза и говорит: «Я пошел к командующему, через час вернусь. Чтобы к этому времени выбрал аэродром, на котором будешь служить дальше!». Приходит: «Выбрал?». – Я: «Нет, увольняюсь».

Так я стал одним из первых военных летчиков, уволенных по сокращению штатов.

 

– Не жалеете о принятом решении?

 

– Нет. Армия перестала являться тем отлаженным механизмом, частью которого я всегда хотел быть. В армии больше не стало порядка. И я был не в силах что-то изменить.

Когда я сейчас смотрю на оставшихся в строю военных летчиков, понимаю, что сделал правильный выбор. Некоторые из тех, с кем я учился, летают в «Русских витязях». Полковники, подполковники… Сейчас у них подошло время выходить на пенсию. А дальше-то что? Без жилья, с мизерной пенсией в 2800 рублей, с проблемой дальнейшего трудоустройства. Летчики же больше ничего не умеют, а переучиваться в 40 лет уже трудно. Уже сегодня многие из них «таксуют» – между летными сменами занимаются частным извозом, работают охранниками. Я считаю так: в тот момент правильно предугадал, что в ближайшие 10-15 лет у офицеров будут серьезные проблемы, и сделал правильный выбор.

 

Небо и земля

– В 1993-м я перевез семью в Набережные Челны – к родителям. Занялся бизнесом – гоняли машины из Польши, торговали запчастями. Одновременно учился в академии народного хозяйства при правительстве РФ, которая готовила управленцев для государственных структур.

Набережные Челны – город своеобразный. Строили его молодые люди примерно одного возраста, многие из которых там и остались. У них подросли дети. Тоже все примерно одного возраста. В начале 90-х детям строителей было по 16-25 лет. Идеальная среда для криминала. Набережночелнинские группировки тогда гремели по всей стране. В самом городе постоянно шли кровавые войны между кварталами, поезд «Набережные Челны – Москва», был полностью забит едущими в столицу на разборки «боевиками».

Так получилось, что половина бандитов среднего и высшего звена были моими одноклассниками. Поэтому, не имея отношения к криминалу, мой бизнес развивался достаточно динамично. Его никто не трогал!

А в 1995-м меня – выпускника академии народного хозяйства – избрали председателем набережночелнинской региональной ассоциации по социальной защите военнослужащих. Скоро мы объединяли около 300 бывших и действующих офицеров, стали силой, с которой считались власти. Мы открыли несколько предприятий в разных сферах деятельности – сельском хозяйстве, промышленности, торговле, имели даже три собственные радиостанции.

Скоро я стал председателем республиканской ассоциации по социальной защите военнослужащих. В 1999-м на всероссийской офицерской конференции в Москве было признано, что в Татарстане самое сильное офицерское движение в России.

 

– Как Вы оказались в Ульяновске?

 

– Еще в 1996-м я впервые столкнулся с выборами. Баллотировался в Госсовет Татарстана. Везде шел первым, а на одном из участков почти 100% голосов было отдано за моего главного конкурента. В итоге я проиграл несколько процентов. Мне точно известно, что была фальсификация.

Когда в 2000-м я узнал, что в соседней Ульяновской области один из кандидатов в губернаторы – боевой генерал Шаманов, решил его поддержать. Абсолютно бескорыстно, за свой счет. Приехало нас около 20 человек на четырех машинах. Обратились в штаб Шаманова, спросили, чем можем помочь. Нам сказали: «Займитесь агитацией в Цильнинском районе». И мы занялись. Клеили листовки, встречались с людьми. Тогдашнее руководство района ездило за нами и эти листовки срывало, натравливало на нас милицию, но что оно могло нам сделать? Мы законы не нарушали. К тому же я являлся помощником депутата Госдумы. А вот простые люди относились к нашей агитации доброжелательно. Тихо, чтобы никто не заметил, брали листовки и прятали в карманы – чтобы почитать дома.

Ульяновск на меня тогда произвел очень неприятное впечатление. Мы жили в гостинице «Венец», возвращались часов в 9 вечера, а в городе даже негде было покушать! Никогда не забуду, как мы пришли в гостиничный буфет, а там стоит здоровенная, килограммов в 120 бабища, и спрашивает: «Чё будешь?». – «А что осталось?» – «Ничё не осталось!». Приходилось довольствоваться несколькими холодными пирожками и 50 граммами водки, которые она не доливала, нагло глядя в глаза.

Между развитой Казанью и отсталым Ульяновском лежала пропасть длиной в полвека! Грязные неосвещенные улицы, хамское обслуживание, злые и разочарованные люди. Вечером – пустые улицы, закрытые магазины. То, во что сейчас превратился город, и то, что было тогда – это небо и земля!

После победы Шаманова на выборах мне предложили поработать в областной администрации. Несколько месяцев был помощником Ильина Сергея Дмитриевича – заместителя главы администрации. Занимался кадрами. Честно говоря, в своем первом впечатлении от области только утвердился – она лежала в руинах! В апреле 2001-го мне предложили поработать в федеральной структуре – заместителем начальника территориального органа федеральной службы финансового оздоровления и банкротства по Ульяновской области. Я предложение принял.

 

– Чем занимается служба?

 

– Одна из обязанностей службы – отстаивать интересы государства в вопросе платежей в бюджетные фонды. Если у предприятия возникает задолженность, служба решает его дальнейшую судьбу: посылает приставов с проверками, изучает организацию производства, вводит внешнее управление. Самая запомнившаяся мне ситуация возникла вокруг машиностроительного завода имени Володарского. Завод не мог нормально платить налоги, потому что на нем висела социальная сфера (дома на Нижней Террасе) плюс волжская дамба. Мы уже запустили на него приставов, арестовали цеха и оборудование, но в последний момент решением правительства процедура банкротства была приостановлена. Ульяновск оказался не готов к тому, чтобы взять на себя содержание микрорайона и дамбы. Банкротство машиностроительного завода в первую очередь было бы на руку работникам предприятия – завод бы превратился в несколько новых юридических лиц, не имеющих задолженности, и смог бы перестроиться в рентабельное производство. Пока этого не сделано – воз и ныне там, люди бедствуют, завод умирает.

В июле 2003-го мне поступило предложение возглавить территориальный орган федеральной службы финансового оздоровления и банкротства по Камчатской области и Корякскому автономному округу. Это предложения я также принял.

 

Камчатка

– Что представляет собой Камчатка?

 

– Юрий Сенкевич говорил, что был на многих материках, но не видел места красивее Камчатки. Камчатка – это вулканы (из окна у меня видно Ключевскую сопку – действующий вулкан, который постоянно «курит»), это озера в кратерах вулканов (диаметром метров в 100 и глубиной метров в 800 – купаешься в них, аж дух захватывает, какая глубина под тобой!). Камчатка – это медведи, равных которым нет нигде в мире (американцы разрекламировали своих гризли, и все думают, что они самые большие, между тем камчатский медведь достигает в высоту до 3,8 метра!). Камчатка – это гейзеры, это геотермальные воды – чистейшие и обогащенные микроэлементами. Из-за тех же микроэлементов на Камчатке растут самые вкусные помидоры и огурцы, которые я когда-либо ел в жизни!

Камчатка – это Тихий океан, холодный (+15) летом и теплый (+2) зимой, который формирует особый климат: тогда как в январе на побережье может быть минус 10, через 100 километров, за горами уже минус 40.

Камчатка, это его столица Петропавловск-Камчатский – город между сопками. Хотя население его всего около 200 тысяч, из-за 2-3-этажной застройки (землетрясения здесь случаются в среднем около 15 раз в году) город занимает огромную территорию.

 

– А в экономическом отношении?

 

– Крупных предприятий на Камчатке нет. В плане бизнеса развито лишь рыболовство, судоремонт и туризм (в год искупаться с целебных камчатских источниках приезжает до 10 тысяч иностранцев).

На Камчатке «висят» многомиллионные долги. Причина их кроется в политике российского руководства середины 90-х. Когда правительство открыто говорило, что легче перевезти всех жителей этого региона в центральную часть России, чем завозить туда топливо и продукцию. Не было финансирования, и регион запустили.

В экономическом отношении на Камчатке все обстоит настолько плохо, что, скорее всего, именно там начнется эксперимент по реформированию ЖКХ. Те предприятия ЖКХ, которые не могут оплатить долги, будут объедены в одно, а потом обанкрочены. Затем будет создано новое юридическое лицо, уже не имеющее прежних долгов, занимающееся предоставлением услуг в этой сфере.

 

– Сможет ли оно стать окупаемым?

 

– Если верить книгам Теодора Драйзера, то первый американский бизнес занимался именно услугами населению – перевозками, уборкой мусора, водопроводными коммуникациями. Если в позапрошлом веке это было выгодно, то почему не может быть выгодным сейчас?

 

– Ваше направление на Камчатку – это ссылка или повышение?

 

– Конечно же, повышение! Когда на Камчатке был Грызлов, он выявил массу нарушений. Было принято решение усилить регион кадрами из федеральных структур. Одна из моих задач – в течение года разобраться в ситуации в том, что касается сферы деятельности моей службы. Потом Москва решит мою дальнейшую судьбу – оставить здесь или перевести в другое место. Может быть, снова вернусь в Ульяновск, где осталась моя семья.

 

– Провокационный вопрос: вы являетесь начальником в регионе, где многие перевозки идут по воздуху. Не возникает ли соблазн сесть за штурвал самолета и «порулить»? Наверняка же тоскуете по небу.

 

– Тоскую… Часто снится, как я управляю самолетом. Конечно же, хочется «порулить», но я не имею на это право. Очень много аварий случается из-за того, что кто-то пользуется своей властью и садится за штурвал. Я считаю, что всему свое время: была у меня возможность летать – я летал. Обидно, досадно, но это уже в прошлом.

 

О личном

– Расскажите о своей семье.

 

– Моя жена по образованию юрист, окончила Казанский университет. В Набережных Челнах работала директором радиостанции. Сейчас, в Ульяновске – домохозяйка.

У нас трое детей. Когда только еще их «намечали», решили, что независимо от пола, назовем всех на букву «В». Так и сделали. Старшему сыну – Виталию сейчас 14 лет, младшим (близнецам Владиславу и Вячеславу) – по12 лет.

 

– Наверное, трудно с тремя пацанами. Как их воспитываете?

 

– Я считаю, что главное во всем – порядок. Если изначально приучить детей к порядку, они начнут сами себя контролировать. Я же все время в командировках, по-другому просто нельзя.

Пацанов я воспитываю как в армии. Дома висит график на неделю, и каждый из них знает, что он сегодня делает. Один – дежурный по кухне (моет посуду), другой – дежурный по дому (моет полы, подметает во дворе), третий – ходит в магазин. В 7 утра – завтрак, в 13.00 – обед, в 19.00 – ужин. В другое время прием пищи запрещен.

Все три моих пацана занимаются спортом. Раньше плавали, сейчас – занимаются каратэ. У всех коричневые пояса.

 

– Думаете о них, как о будущих военных?

 

– Думаю о том, что каждый из них должен стать личностью, но личностью дисциплинированной. Дисциплина и порядок – залог успеха в любом деле. Вот я на полгода уехал, и успеваемость у них немного снизилась. Один из близнецов участвовал в олимпиадах по немецкому языку, а тут вдруг получил в четверти «трояк»! О чем это говорит? Расслабился. Пришлось ставить на вид и серьезно с ним разговаривать.

 

– Пришли ли Вы к ответу на вопрос: «В чем заключается смысл жизни?»

 

– В том, чтобы дитя улыбалось, и жена была довольна. В этом и счастье, и смысл жизни.

 

– Каковы Ваши политические убеждения?

 

– Хочется верить, что «Единая Россия» сможет объединить то лучшее, что было при коммунистах, с тем лучшим, что было на Западе. Пока я в этом еще не разуверился. Связываю будущее России с сильной личностью.

 

– А возможно ли оно – светлое будущее России?

 

– Каждый человек должен жить по принципу: «Чтобы моим детям не было за меня стыдно». Чем скорее это поймет большинство населения, тем скорее и наступит наше «светлое будущее».

 

– Каковы три Ваших лучших качества, которые позволяют добиваться успеха?

 

– Первое качество: я могу много работать. Если нужно что-то сделать, могу сутками не спать. Второе: я никогда не кричу на людей. Если руководитель начинает повышать голос на подчиненного, он уже не руководитель. Ему нужно работать на базаре. Подчиненные мне даже говорят: «Вадим Виссарионович, знаете, когда мы вас боимся? Когда вы начинаете говорить шепотом…».

 

– Последний вопрос: Вы всю жизнь перемещались по стране с места на место. Какую точку на карте Вы считаете своей родиной?

 

– Многие считают родиной то место, где они родились. Но все мои дети родились в Польше, в городе Щецин. Что же получается, Польша – их родина? Нет…

Поэтому своей родиной я считаю то место, где я родился духовно – крестился.

А это произошло в Ульяновске…

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Прокрутить вверх