Мне далеко за пятьдесят.
А гештальт мой не закрытый.
Не один, не два, не три.
Словно плющом весь увитый.
Негодование души перешло уж все границы.
Дней шальная вереница убивает наповал.
Боже мой, как я устал от бессонниц, планов, грёз.
А в кармане на невроз билет с открытой датой.
Земля мне будет стекловатой, если с ними я уйду.
И отчаянно ищу я возможности и силы.
Да только боль невыносимо меня в клетке заперла.
На десерт преподнесла обиду, гнев, печаль и горе.
И закрасила минором существование моё.
Вороньё уж спозаранку так неистово кричит.
И одежда наизнанку, и скулит за стенкой пёс.
Апофеоз: я сыплю соль на кровавые рубцы.
В цейтноте замерли часы, придавая импульс мне.
Отыщу на самом дне густую поросль психоза.
И без всякого наркоза исцеление начну.
Кого не смог простить – прощу.
Недосказанность накрою водопадом.
Кому-то адвокатом, кому и палачом.
Рвану я напролом, гештальты закрывая.
И грехи все признавая, душе спасение искать.
Любовь свою уж не скрывать, а написать и позвонить.
Кого-то надобно убить….
Но нет, мне духа не хватает.
Закат снова накрывает меня кромешной тишиной.
И я вновь белою строкой разбавляю темноту.
И дисгармонию несу аж до самого рассвета.
Могущее плацебо для поэта.