Олег Юрьевич Яшин
Справка:
45 лет. Заведующий музыкальной частью Ульяновского областного драматического театра. Композитор, автор музыки к спектаклям ульяновского и других российских театров. Родился в Ульяновске.
———————————————————–
Музыкант
– Мои родители родом из Сталинградской (Волгоградской) области, вместе учились в одном классе. Пережили войну и голод, до сих пор у мамы «в загашнике» постоянно лежит две буханки хлеба. Мама – врач, отец – инженер. После института их распределили в Ульяновск – отца на УАЗ, маму – в медсанчасть автозавода.
Музыкантом я стал из-за мамы. Она хорошо пела, могла подобрать любую мелодию. Заметила, что у меня есть слух, и начала меня музыкально воспитывать, отдала в музыкальную школу в класс баяна. Почему именно баян? Потому что из «серьезных» инструментов он был самым дешевым: пианино стоило около 400 рублей, а баян всего 120. Способности к музыке мама считала божественной милостью, а профессию музыканта ставила выше профессии врача, инженера или учителя.
Поначалу музыкальное насилие со стороны матери мне не нравилось. Я любил играть в футбол, хоккей, а тут какая-то музыкальная школа с ее строгостью и ударами по пальцам! Но потом все изменилось. Году в 70-м появились пленки «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Криденс». Где все это записывалось, не знаю, но иногда по классам шла информация – десятиклассники принесли новые записи! Вокруг них собиралась вся школа! Записывали, продавали… Столько вокруг всего этого было пафоса! Музыка произвела в наших умах настоящую революцию. И тут выяснилось, что уметь подобрать что-то на гитаре не менее престижно, чем хорошо играть в футбол. Можно сказать, что тогда моя судьба и определилась.
Помню мечту той поры: до ужаса хотелось играть на танцах! Собирались по квартирам, пилили доски, присоединяли к ним гриф, вставляли звукосниматели, присоединяли все это к ламповому радиоприемнику под названием «радиола», брали в школе пионерский барабан и ИГРАЛИ! Соседи были в ужасе…
– Милицию не вызывали?
– Ну, мы же не ночью играли. Милиция тогда досаждала нам другим – отлавливали нас, длинноволосых, привозили в отделение и стригли…
В 1975-м моя мечта сбылась. Когда учился на третьем курсе музыкального училища, стал играть в ВИА «Горожане» – самом популярном ульяновском эстрадном коллективе той поры. Появился он в политехе в 1972-м, а потом существовал до 1988-го при Дворце Профсоюзов. Я играл на клавишных, флейте, одно время был вокалистом. Работал здесь до самого конца, с 4-летним перерывом на обучение в вузе.
– Много пишут о контроле музыкантов со стороны КГБ…
– В Ульяновске того, что происходило в Ленинграде или Свердловске, не было, да у нас никто и не бунтовал. «Органы» цеплялись к нам по поводу все тех же слишком длинных волос. Ну и за текстами следили, конечно же. Но мы в основном писали музыку на стихи классических поэтов. А перед исполнением песен на английском языке их переводили, и текст перевода предоставляли на утверждение в отдел культуры.
Самое сильное давление на ВИА началось в 1984-м, когда к власти пришел Черненко. Просто музыку играть запретили. Пришлось в срочном порядке учить песни о войне и комсомоле и перед танцевальным отделением отыгрывать обязательную программу, составленную из 7-8 подобных песен.
– Не бунтовали?
– Душа кипела, в каждом члене комиссии видели душителя, но подчинялись. А что мы могли поделать?
– На что жили музыканты той поры?
– На ставки. Мы официально работали во Дворце профсоюзов концертмейстерами. Зарплата, конечно же, была маленькая, но не это было для нас главным. Мы играли за интерес! Сейчас в это трудно поверить, но тогда ВИА (по сравнению со всем остальным) были прогрессивным явлением! Здесь опробовались все на тот момент самые новые музыкальные идеи – хард-рок, джаз-рок, здесь работали самые творческие музыканты.
Те, кому не нравилась такая жизнь, шли работать в рестораны. Там можно было заработать до тысячи рублей в месяц! Но они играли шесть дней в неделю с утра до вечера. Это еще нужно было выдержать!
Для нас танцы были не самоцелью, а полигоном, на котором мы обкатывали свои студийные идеи. Проходили они два раза в неделю в фойе Большого зала или в спортивном зале (ныне там располагается боулинг) Дворца профсоюзов.
А вот репетировали мы три раза в неделю по четыре часа.
– А можно ли было в те годы записать свой альбом?
– В Ульяновске существовала единственная точка, где это можно было сделать – нынешняя ГТРК «Волга». Но там существовала только возможность записи.
Всю музыкальную аппаратуру нужно было привозить самостоятельно.
Для большинства музыкантов запись на «Волге» была вещью нереальной из-за тех же самых идеологических барьеров. Нужно было пройти такое количество худсоветов, что у многих не возникало даже мысли пытаться это сделать.
– В середине 80-х многочисленные ВИА вытеснили дискотеки…
– Могильщиком ВИА стала перестройка. СССР стал более открытой страной, в него хлынули новые идеи, в том числе, и огромное количество новой музыки. ВИА уже не были единоличными носителями всех самых передовых направлений, стали конкурировать с дискотеками, которые понемногу их окончательно вытеснили. Организаторам танцев стало выгоднее приглашать одного ди-джея, чем пять-шесть «живых» музыкантов.
Сначала ВИА боролись, приглашали девочек, которые танцевали на переднем плане, устраивали шоу, а потом тихо отошли в «мир иной».
«Горожанам» повезло чуть больше. В 1988-м перестройка затронула и традиционную советскую культуру. При театрах стали появляться свои рок-группы. «Горожан» пригласили в Ульяновский областной драматический театр, где под названием «Грим» мы просуществовали еще 4 года.
– Как сложилась дальнейшая судьба игравших в группе ребят?
– Из «Горожан» вышел Володя Евзеров – один из нынешних композиторов Леонтьева, Алексей Прокофьев и Игорь Пушкарев влились в группу Ларисы Долиной. Через нашу группу прошел и один из самых известных органистов России Александр Титов – он играл у нас на рояле.
Сейчас больше половины бывших «Горожан» живут за границей – трое в Америке (один работает в банке, двое играют по ресторанам), двое в Германии. Для большинства музыка осталась лишь как хобби.
Композитор
– Умение писать музыку – дар, который может открыться у кого-то в пять лет, а у кого-то – в пятьдесят. У меня это произошло года в 33. До этого я пытался сочинять что-то свое, вымучивался, мучительно выжимал из себя какие-то гармонии, а потом словно бы в душе повернулся какой-то винтик – все пошло без напряжения! Композиторское творчество – это когда ты спишь с музыкой, как с женой. Лежишь, ешь, идешь – музыка постоянно звучит в тебе! Она не зависит от твоего социального положения, от бытовых трудностей, от происходящего вокруг. Для нее неважно, где ты живешь – в Нью-йоркском небоскребе или в глухой сибирской деревне.
– Какое событие повернуло в Вас «винтик»?
– Яблоко на голову мне, естественно, не падало. В начале 90-х мне заказали музыку для спектакля Тюменского областного драматического театра «Чайка по имени Джонатан Левингстон» по повести Ричарда Баха. И тут совпали несколько компонентов – кризис среднего возраста, проблемы на работе, в семье, чтение «Чайки». Вся моя страдающая, мятущаяся душа вдруг выплеснулась, из меня полилась музыка! Все стало легко и понятно. Ту музыку я до сих пор считаю своим лучшим произведением.
– В воспоминаниях о многих писателях говорится, что человек мог проснуться среди ночи и начать что-то быстро записывать на клочке бумаги. Вы тоже постоянно записываете звучащую в голове музыку?
– Нет. Записывать все, что звучит – нереально. В голове как бы происходит постоянный процесс поиска, проигрываются вариации будущего произведения. А потом в какой-то момент ты понимаешь: «Вот оно! Нашел!», и записываешь только эту лучшую вариацию. А, записав, поначалу даже не понимаешь, что это твоя музыка. Ощущение такое, что это не твое, что ты всего лишь проводник.
– Некоторым музыка снится…
– У меня такого не было никогда.
– Важны ли для Вас материальные итоги композиторской работы – диски, клипы, популярность?
– Этого очень хотелось до 33 лет. Потом я понял, что материальный результат твоего творчества абсолютно не важен, главное – внутренний процесс. Нельзя сказать, что я полностью изжил свое честолюбие, просто я по-другому смотрю на вещи. Не стало червя, который меня точил долгие годы, ушло ощущение того, что нужно обязательно и любой ценой пробиться. С плеч как будто бы сбросился огромный груз абсолютно ненужных переживаний.
Сейчас я не стремлюсь к тому, чтобы тот труд, который дорог для меня и который я выстрадал, нес на себе следы коммерческого предприятия. Моя музыка звучит в театрах, мне этого достаточно. И вместе с тем я осознаю, что может прийти момент, когда нужно будет «собирать камни». Я не стремлюсь к массовому успеху, но я от него и не «отбрыкиваюсь». Если появиться работа высокого уровня (например, поступит заказ на мюзикл), я просто обязан буду за нее взяться! Потому что это будет проявлением Судьбы.
Но для этого должен будет появиться человек, который скажет: «Вот тебе обеспечение на год. Нигде не работай и пиши музыку». Не хочется выпускать продукцию, которая не отвечает высоким профессиональным требованиям. А для того, чтобы делать качественный продукт, нужно бросить все, сесть на год в студию и заниматься только этим. Сейчас такую роскошь я позволить себе не могу.
– Не убиваете ли Вы в себе творца, когда пишете музыку для спектаклей? Наверняка, иногда приходится идти на компромисс и писать не то, что хочется, а то, что понятно зрителю?
– Здесь никакого компромисса нет. К примеру, если я делаю музыку для детского спектакля, то понятно, что многого не могу себе позволить. Но, работая для детей, я словно вижу их лица, их энергию. Соблюдая внешнюю (простую) форму, я все равно остаюсь искренним и не лгу себе! Я – профессионал, я люблю свое дело и отношусь к нему серьезно, поэтому всегда люблю тот материал, с которым работаю, и (насколько это в моих силах) пытаюсь довести его до совершенства.
– Существует мнение, что любому стоящему композитору легко написать шлягер для какой-нибудь звезды, но они не занимаются этим, потому что считают жанр эстрадной песни недостойным…
– Любой композитор мечтает написать шлягер! Но вопрос в том, что считать шлягером? Это спрессованное в несколько минут гениальное произведение! То, что мы постоянно слышим из радиоприемника – это не шлягеры, это просто развлекательные песни, слепленные по вполне понятным и простым музыкальным законам. Вот их-то серьезные композиторы и чураются. А шлягеры… «Бесса ме мучо» или «Подмосковные вечера» – вот это шлягеры! Эти песни поют десятки лет и будут петь сотни лет! Для того чтобы написать настоящий шлягер – песенный шедевр – нужен огромный талант и огромный труд! Или божественное озарение.«Бесса ме мучо» написала никому не известная южно-американская девочка, а «Подмосковные вечера» – Соловьев-Седой, на тот момент вообще не обладавший музыкальным образованием.
И знаете что… Как ни странно, но подобные шедевры чаще всего рождаются в провинции. Столичные композиторы слишком озабочены гонкой «капиталистического соревнования», в котором они участвуют, живя в Москве. Для того чтобы выгодно пристраивать песни, они вынуждены крутиться среди певцов и продюсеров, вынуждены выполнять функции продюсера. А композиторство и организация продвижения музыкальных произведений в массы – вещи несовместимые! Существует множество примеров тому, когда композитор, занимаясь такой деятельностью, останавливался в своем развитии и больше не мог написать ничего нового.
Для того чтобы написать шлягер, нужно участвовать в творческом соревновании со своим ЭГО! И для этого соревнования лучше всего жить в провинции, где не нужно размениваться на мелочи. На Западе – это уже отлаженная система. Композиторы там просто сидят по своим домашним студиям и творят. Вокруг них кружатся продюсеры, которые выхватывают из их работы определенные идеи и облекают в общедоступную форму.
Самый примитивный пример – хиты группы «Модерн Токинг». Композитора Дитера Болена запирали в студии на год и заставляли писать песни. Из нескольких сотен около двадцати получились хорошего качества, и весь мир узнал новую группу! Примерно по этой же схеме работают все западные композиторы. И пишущие общедоступную музыку, и создающие серьезные произведения…
В России эта область – непаханое поле! В провинции находится громадное количество талантливых людей. Задача российского продюсера состоит как раз в том, чтобы искать таких людей и «выдвигать» их на суд общественности.
– Каково Ваше отношение к простеньким песням, заполонившим эфир – так называемой «попсе»?
– Нормальное… Хотя иногда, и особенно когда еду в маршрутке, она меня раздражает. Но при этом я прекрасно понимаю, что и эта музыка имеет право на существование. Просто у моего поколения уже нет «кода доступа» к ней. Мы ушли от нее в своем духовном развитии.
Хотя представляете, что будет, если в маршрутке зазвучит Восьмая симфония Шнитке?! Думаю, что этого я тоже не пойму. Для восприятия хорошей музыки нужно СОСТОЯНИЕ…
– Если уж заговорили о маршрутках. Ульяновские водители постоянно очень громко включают либо «попсу», либо «блатняк». Это характеризует культурный уровень города?
– Это характеризует культурный уровень водителей. Только и всего. Во всех городах он примерно одинаков. Даже в Иерусалиме водители в автобусах так же громко заводят турецкую «попсу».
– Ваша мечта в профессиональном плане?
– Работать в Голливуде. Но, опять же, не для достижения популярности, а для того, чтобы поднять свой уровень композитора и аранжировщика на новую ступень.
Философия
– Я верю в то, что у каждого человека есть его предначертание, что каждый человек исполняет в этой жизни определенную Божественную волю. Мы проживаем жизнь для того, чтобы продвигать во внешний мир свой дар – то, в чем находим свою внутреннюю радость. Но результат этой деятельности зависит уже не от нас.
Я верю в реинкарнацию, в то, что сейчас тружусь и своим трудом развиваю последующую жизнь. Насколько я ее построю сейчас, настолько она будет мне удобна потом… Ничего просто так не происходит…
Я верю в Бога. Верю, что смысл жизни состоит в том, чтобы Божественное радовалось, в том, чтобы вся деятельность человека была направлена именно на это. Писать музыку – для Него, заниматься любовью – для Него, готовить пищу – для Него, есть чистую пищу – для Него, убирать за собой, поддерживать свою внешнюю форму – для Него, растить детей и уважать родителей – для Него… Если жить так, мысль о том, чтобы написать шлягер для «звезды» и прославиться кажется такой мелкой…
– Что или кто привел Вас к такой жизненной концепции?
– Думаю, что если бы я стал врачом, то вряд ли пришел бы к этому. К этому знанию меня привело то, что я, не растрачиваясь на пустяки, развивал данный природой дар. В моем случае это была музыка.
У каждого человека свой дар, а значит и свой ПУТЬ.
Каждый человек – Божественная инстанция…
– Расскажите о своей семье…
– Сейчас я живу во втором браке. Супруга – звукорежиссер на ГТРК «Волга». Младшему сыну 7 лет, старшему – 23, учится в Санкт-Петербурге в Университете профсоюзов на факультете звукорежиссуры.
– Много современных семей распадаются. Что служит причиной?
– Все браки происходят на небесах. Трудности начинаются после свадьбы.
В идеале мужчина должен жить для Бога – развиваться духовно, а женщина – жить для мужчины, видеть Бога в нем. Это – самое главное в семейных отношениях. Если женщина видит в мужчине Бога, живет своим мужчиной, какой бы супруг ни был, она проходит с ним до конца. И именно такой женщине мужчина обязан всеми своими достижениями! Более того, именно у таких жен мужчины добиваются наибольших успехов.
Семьи распадаются либо потому, что мужчина перестает духовно развиваться, чем разочаровывает женщину, либо потому, что женщина, возгордившись, перестает видеть в мужчине Бога, чем разочаровывает мужчину.
Женщина без мужчины – самое несчастное существо на свете. Когда девушка не замужем, ее Бог – отец, когда замужем, ее Бог – супруг, если супруг умирает, Богом становится сын. Если же ничего этого нет… Посмотрите, как несчастны наши женщины-политики и женщины-бизнесмены! Жены они никакие, а чаще всего мужей у них и вовсе нет. Они стремятся к первенству, обрекая этим себя на жизнь, лишенную смысла. Без Бога в жизни нет никакого смысла.
– Каковы политические взгляды композитора Яшина?
– Всегда голосовал за СПС. А на последние выборы не ходил – разочаровался в лидерах партии. Политики должны отдавать себе отчет, ради чего они работают, лидеры СПС это утратили.
Если говорить об Ульяновской области, то какая-то нервозность вокруг местных выборов связана, прежде всего, с тем, что население само еще не определилось, что оно хочет – «капитализироваться» дальше или идти назад. Выбрав Шаманова, оно выбрало революцию, но потом ее же (ее резких преобразований) испугалось…
Лично я голосовал «за революцию». Сейчас хотел бы проголосовать за продолжение перемен, не за губернатора-революционера, а за губернатора-строителя, но такой фигуры пока не наблюдаю. Надеюсь, что переквалифицироваться в строителя удастся самому Шаманову. По этому же пути проходили русские цари, так же изначально являвшиеся профессиональными военными.
– Есть ли у Вас ответ на вечный русский вопрос: «Что делать?»
– Каждому по отдельности – «поднимать» себя. Переставать лениться и мечтать о несбыточном, просто РАБОТАТЬ. И никогда ни на кого не пенять, не искать виноватого. Внутри каждого человека должен быть свой уголок, в котором он защищен и от хорошего, и от плохого. И здесь он должен найти себя и аккуратно, потихонечку развивать, независимо ни от каких внешних причин, двигаясь навстречу Судьбе. Каждый человек может стать положительным персонажем книги, написанной ПРО НЕГО САМОГО…
Ульяновским властям – строить не стадионы, а церкви, возвращая городу те 40 церквей, которые в нем существовали до революции. Представляете, какая атмосфера сложится в городе, если у нас начнется постоянный колокольный перезвон?! Уйдут все отрицательные вибрации. Как можно думать о чем-то злом, живя в таком городе?
Российским властям – незамедлительно захоронить тело Владимира Ильича рядом со своей матерью. Это стало бы началом отсчета новой истории страны. Ленин до сих пор является символом, дух его идей до сих пор мучается в каждом из нас. Нужно оставить Ленина (гениальную историческую личность, в свое время серьезно изменившую историю) в покое и жить реальностью.
– Вы были во многих городах России. В каком месте люди ближе всего к выстроенному вами идеалу российской жизни – внутренней и социальной?
– В Сибири… Территория до Урала – это вотчина Москвы, мы все здесь живем в ценностях нашей урбанистической столицы. За Уралом начинается настоящая Россия. Для них Москва – ничто, ее не воспринимают как нечто значительное! Ехать в столицу на заработки – мысль, обуревающая каждого второго ульяновца, там кажется абсолютно абсурдной. Мы думаем, что реализоваться можем только в Москве, они же просто реализуются там, где живут.
В Сибири совсем по-другому относятся к материализму и духовности. Менее серьезно к первому, и намного серьезнее ко второму. Соответственно, люди там более цельные, спокойные и понимающие, что и для чего они делают. Хапать деньги и лезть по трупам (московский стиль ведения любого бизнеса) – это не для них…
2004 год