СБОРНИК СТИХОТВОРЕНИЙ
(01.07.2016 – 01.04.2017)
***
Написал, как отрезал, прочёл от души – отстрелялся,
новый сборник на полку и, кажется, вроде, остыл.
Только мысли опять вышивают узоры на пяльцах,
и стучится в окно для пронзительных строчек посыл.
Если сердце в огне, не дано ему быстро остынуть.
Не позволят стихи, что готовы огонь поддержать.
Сны уходят в дозор, под замок закрываю рутину,
открываю окно, и слетаются рифмы в тетрадь.
Как бы выстроить их по ранжиру в крылатые строфы,
чтобы Слово звучало, а Мысль осуждала глупца.
И неважно, что снова придётся идти на Голгофу,
лишь бы каждая строчка впивалась в людские сердца.
***
По кругу за мышкой с мечтами о будущем рае,
по талому льду за ненужною дозой проблем,
по рынку тщеславья, чего-то всю жизнь выбирая,
и некогда вдуматься – сердцу-то это зачем?
Всеядным желаньям по вкусу и мысли, и разум.
Съедят с потрохами, и глаз не успеет моргнуть.
Им хочется всё непременно сегодня и разом,
а жадность за день переварит цветастую муть.
Пока тошнота не пробьётся однажды наружу,
к истерзанной глотке подкатится совести ком,
тогда сознаёшь, что излишек-то сердцу не нужен –
хватает того, что достигнуто в жизни умом.
***
Человек без памяти – яблонь пустоцвет:
кроной похваляется, а плодов-то нет.
Что ему вчерашнее, лишь бы он звучал…
Сброшены швартовые, позабыт причал.
Отправляясь в плаванье утром за моря,
не стирай из памяти дни календаря –
без истоков прошлого сложно на пути
ключ от понимания сердцу обрести.
Не цветы на яблоне, а её плоды
пригодятся на зиму, как итог страды.
Остаются в памяти добрые дела,
пустоцвет же к осени догорит дотла…
***
Пусть проталины всюду сегодня польёт
первый мартовский дождь, и в объятьях ночей
наконец-то решатся в обратный полёт
стаи шумных саврасовских чудо-грачей.
Растревожит Купаву молоденький Лель,
воробьи приготовят подставки для нот,
возвратится тепло из прогретых земель,
и с небес долгожданная милость сойдёт.
Разыграется кровь, разорвутся виски
от весенней морзянки, и снова поймём,
что и хмурые души друг другу близки
и гораздо приятней, когда мы вдвоём.
***
В доме редких встреч на семи ветрах
для своих друзей разожгу камин,
разгоню тоску и развею страх,
что никак нельзя избежать седин.
Приглашу к столу байки прошлых лет,
удалую стать и задорный смех.
Потечёт рекой несусветный бред
наших юных грёз из вчерашних вех.
Просидим всю ночь и нальём заре
зелена вина, собираясь в путь…
Если сто друзей, то и в январе
удаётся май на денёк вернуть.
***
У дороги пока что ничьей
сорок тысяч различных путей
и не меньше непройдённых верст
до насиженных мартовских гнезд.
Неслучайно сомкнулись пути,
не решаясь любовь обойти…
Почему же тогда на глаза
накатилась святая слеза?
Не спеши возражать, помолчи.
Пусть слова растворятся в ночи –
мы сердцами друг друга поймём,
а с утра зашагаем вдвоём
по дороге твоей и моей,
где всегда будет петь соловей.
Уходящее лето
Бесшумно из города лето уходит.
Гадает на листьях ночной ветерок.
Закончен роман приключений, и, вроде,
печаль проявилась слезой между строк.
Поставлена точка на яркой странице.
Банальный сюжет, но осталась душа
на пляже июльском, и снова не спится –
заходит сентябрь на бульвар не спеша.
***
Кто-то зелье дни и ночи на печи усердно варит
и безвыходность пророчит в самогонном перегаре.
Апокалипсис – и только, без надежды на спасенье.
Мол, сегодня мало толку в ожидании везенья.
Легче робких, если надо, нагрузить тяжёлой ношей,
озабоченное стадо запугать гораздо проще.
От фальшивых предсказаний голова больная кругом,
истощает истязанье ежедневное испугом.
Только те, кто непокорны, никогда не станут верить
предсказаньям иллюзорным и от них закроют двери.
Опускать не стоит руки, достигая личной цели –
только тех боится скука, в ком надежды уцелели.
***
Нет горьких слёз, не льются, отревелось.
Обиды стерлись, растворилось зло.
Вчерашний страх преодолела смелость –
не каждый день в прошедшем не везло.
Что суждено, то примешь поневоле.
Переживёшь, помолишься и в путь.
Прекрасна жизнь, но от печальной доли
на полпути навряд ли увильнуть.
Легко идти, когда дорога к храму.
Тогда не страшен затяжной подъём,
и незаметно заживают раны
одной судьбы, но прожитой вдвоём.
***
Надеюсь, что скоро вернётся то время,
нутром ощущаю – с ближайшим рассветом,
когда возле касс любопытное племя
стояло ночами за парой билетов
в партер и галёрку театра Таганки,
мечтало попасть в мастерскую Фоменко,
услышать стихи из окна на Фонтанке
и душу очистить дыханьем фламенко.
Надеюсь, вернётся желание мыслить,
отстаивать правду на ринге тщеславья,
а после дождей на цветном коромысле
по чистой планете нести равноправье.
***
Незаметно мой мир обжитой квадратурой
превращён в полусонное лежбище грёз,
молодецкую кровь любопытной натуры
остудил равнодушьем январский мороз.
Горизонты дорог заменили болячки,
за диваном рюкзак обустроил приют,
погрузились желания в зимнюю спячку,
за оконным стеклом соловьи не поют.
Лабиринты изучены, ребус разгадан,
переслушаны песни чарующих лир,
и надежда последняя дышит на ладан,
что весной синеокой изменится мир.
Поздняя осень
На перепутье задержался холод –
какой дорогой, и куда быстрее?
Прожил сто зим и далеко не молод,
но в ноябре ещё слегка робеет.
Под голый куст запрятаны каштаны,
за облака – встревоженные гуси.
Ждать снегопада, вроде бы, и рано,
но на стекле уже следы от бусин.
Ещё не время вспоминать о прошлом,
пока зонтам дождливое приволье,
но осень ищет в сундуках дотошно
меха зимы, не съеденные молью.
***
Кому нужные Эгейские просторы,
закаты Мальты и рассвет Парижа,
ночной Стамбул у спящего Босфора,
без обещанья, что тебя увижу.
Какие сказки летнего прибоя,
в траве густой пронзительные песни…
Их можно слушать до утра с тобою,
а без тебя они не интересны.
Готов себя отдать на растерзанье
дождям осенним и дорожной жиже,
развеять прах весеннего желанья
за обещанье, что тебя увижу.
***
Сменяет день глухая ночь, зарю – слепой закат.
Кто попытается помочь, тот станет виноват.
Им предначертано судьбой прожить всего лишь миг,
а понадеются на сбой, не избегут вериг.
Начало где-то ждёт конец, со всех сбивая прыть,
но счастье любящих сердец не в силах омрачить.
Душа бессмертна. Лишь она способна превозмочь
не только злые времена, но и глухую ночь.
Старуха мрачная с косой началу не страшна –
январь сменяет летний зной, а листопад весна.
Уходит парус, ждёт причал, до встречи не заснуть…
Нет ни концов, и нет начал, есть жизнь… и в этом суть.
***
Не прощайся со мной, уходя
по иронии злостной судьбы.
До тебя через слёзы дождя
три минуты обычной ходьбы.
Даже если придётся в пути
разлучиться на час или два,
далеко не позволят уйти
задушевные эти слова:
«Позови за собой, позови.
Соглашусь быть покорным слугой,
самым верным твоим визави,
чтоб навеки остаться с тобой».
***
Не хочу, чтобы в спину словами,
словно плетью, обидно и больно,
закрываясь в картонном вигваме,
оставаться и этим довольным.
Ожидать ежедневных подвохов
бесхребетных правителей мира,
делать вид, что живётся неплохо
от услуг кровожадных вампиров.
Наблюдать за движением крыши,
перестирывать старые беды,
вечерами на лавочках слышать
причитания вместо беседы.
Не хочу, но, как все, подневолен…
Под улыбками прячу гримасу
и стыжусь, что я в поле не воин,
а подпорка гнилого каркаса.
Русское слово
Если вас не поймут на иврите,
не спешите надежду терять –
вы на русский язык перейдите,
на котором баюкала мать.
Тут же слово найдут, несомненно,
на любую из выбранных тем,
словно русский язык задушевный
стал понятен почти уже всем.
Не поймёт англичанин француза,
не знаком африканцу иврит,
но часами о пушкинской музе
может с вами любой говорить.
И недаром Россия готова
мир встречать у родного крыльца –
задушевное русское слово
покоряет любые сердца
***
В твоём городе лето, почти как в моём –
тот же визг тормозящих резиновых шин,
только там можно спрятаться в парке вдвоём,
а у нас – убегаю от шума один.
В твоём городе можно под липами ждать,
улетать январём, возвращаясь весной,
а в моём – переписывать ночью в тетрадь
те стихи, что подарены были тобой.
Одинаковы окна у двух городов,
те же лица за ними и каменный плен,
но тогда почему ежедневно готов
уезжать от своих разукрашенных стен.
***
Многих утром на пороге
провожает грустный взгляд,
но, увы, не все дороги
возвращаются назад.
Расставанье, как и прежде,
не сомкнёт печальных глаз,
потому что у надежды
нервы крепче, чем у нас.
Те, кто счастьем обеспечен,
кто с надеждой милых ждут,
у того часы до встречи
пролетят за пять минут.
Даже если возвращенья
ждать придётся целый год,
то всесильное прощенье
обязательно поймёт.
***
Много отсеяло время спешащее,
резким глаголам простило сомнение.
Только по-прежнему жгут подлежащие
и многоточье в конце предложения.
Надо ли снова искать доказательства,
знаки вопроса зачёркивать заново,
чтоб осознать, наконец, обстоятельство
из предложенья вчерашнего странного.
Время отсеет остатки обидного,
строчки не все приживаются в памяти.
Сердце когда-то поймёт очевидное –
слово живое не спрячешь в пергаменте.
***
Шелка не носили… Куда – деревенщине!
По Сеньке и шапка, а больше – ни-ни.
Фортуна? Да что вы, мы с ней не обвенчаны –
к земле приковала судьба без вины.
С утра и до ночи под солнцем распаренным
среди колосков поспевающей ржи,
и пот со слезами за сельской окраиной
ручьями стекался под ноги ханжи.
Года не смогли погубить первозданное –
тропинки, как прежде, бегут от крыльца.
Бездушная моль не проела приданое,
оно и сейчас украшает сердца.
Живём и не ноем по всякому поводу,
на сев и на жатву у нас не зевай.
Ну, кто, как ни мы, разодетому городу
на праздничный стол испечёт каравай…
Исповедь
По тропинкам, тоской запорошенным,
друг за другом, как вещи багажные,
ежедневно приходят непрошено
непутёвые мысли вчерашние.
За порог неудобно их выставить,
но и потчевать мало желания.
Прошлых лет запоздалую исповедь
поневоле рифмуешь в сознание.
Посему, неслучайно разбросана
ностальгия по строчкам извилистым,
словно стая грачей над покосами
или мошки над речкой заилистой.
Не беда, если много придаточных,
но зато содержание искренне –
стройной рифмы стихам недостаточно,
без души в них теряется истина.
***
Слова зацепились за тонкие реи,
добраться до паруса сил не хватило.
Под мачтой сверкали, но душу не грели.
Закралось сомненье – обманет светило.
Обещано много до старта регаты.
Но море опасно, а слово без дела
изменой коварной обычно чревато –
поднимется шторм, и оно улетело.
Так лучше без пафоса ярких признаний,
без яхты, обещанной красочным жестом,
в обычной шаланде в объятьях вниманья
по морю житейскому с милыми вместе
до берега нежной любви и заботы,
где каждое слово не светит, а греет,
где дом охраняет копьё Дон-Кихота,
а счастье сплетает душа Дульсинеи.
***
Не верится, что сможет тишина
заснуть однажды на зелёном поле,
отдав себя по собственной же воле
в блаженный плен полуденного сна.
Проспать три дня без жалобного «SOS»,
без пляски стервенеющей шрапнели,
в уверенности – люди поумнели,
и ничего на свете не стряслось.
Хотелось ей зависнуть над землёй,
прислушаться к взволнованному сердцу,
но целится безумие в младенца
ржавеющей от прихоти стрелой.
Когда же образумится бедлам,
насытится безудержная жадность
и сны вернутся по своим следам
под крыши, ожидающие радость?
***
Как аукнется, так откликнется;
что посеяно, то и скосится.
Если с хитростью о бессмыслице,
жди, что выгонят за околицу.
Что разорвано, вряд ли склеится;
где доверчивый, там и хищница.
Что потеряно, то метелицей
занесёт к утру, не отыщется.
Для двоих друзей море – лужица;
где вино рекой, там и пьяница.
Шелудивый пёс, как ни тужится,
до людских похвал не дотянется.
Если с милыми часто ссориться,
то не выдержит коромыслице,
и приходится жить пословицей –
как аукнется, так откликнется.
Когда-нибудь…
Когда-нибудь по белым лепесткам
гадать устанем и назло кукушке
прибавим к пересчитанным годам
прожитый год в пустеющей избушке.
Бумажные кораблики с мечтой
пускать устанем по ручьям апреля,
гоняться перестанем за гнедой
и наслаждаться соловьиной трелью.
Пока ещё «когда-нибудь» в пути,
успеть бы вдоволь нарезвиться в поле,
лазейку заповедную найти
туда, где можно не считаться с долей;
задором на полжизни запастись,
уговорить кукушку на рассвете
исполнить наш единственный каприз –
не замечать, что остаёмся в лете.
***
Хочу, чтоб чаще снились сны
те, что смотрели наши мамы,
и были мы защищены
их озабоченными снами.
Они способны исцелить
все метастазы равнодушья,
расплавить в душах волчью сыть
и поселить в них благодушье;
от злых поступков отвести,
поднять на крыльях домочадца,
оставить зависть взаперти,
чтоб не мешала улыбаться.
Пусть ежедневно с высоты
приходит в дом благословенье,
осуществляя все мечты
из материнских сновидений.
***
Нам не дано предугадать,
что ожидает нас в пустыне –
сплошные слёзы и унынье
или святая благодать.
И всё равно идут вперёд
по обжигающим барханам
с тяжёлой ношей караваны…
Куда – никто не разберёт.
Перемещаются мечты,
на поводках за ними – души,
а что же надобно идущим,
не объяснят ни я, ни ты.
Видать, в пустыне суждено
найти одним истоки счастья,
другим, на личное несчастье,
всю жизнь искать своё руно.
***
Когда тоска ночами сводит скулы,
уходят сны за тридевять земель
и ощущенье загнанной акулы
не покидает до утра постель,
не стоит ждать от Кроноса пощады –
ему на мысли наши наплевать.
Куда полезней выйти к звездопаду,
чем осуждать безвинную кровать.
Поймать звезду дрожащими руками.
Всего одну, чтоб утром в небеса
её отправить с новыми стихами
в созвездие скучающего Пса.
И сколько бы по прошлому не ныла
ночная скука, поражая сон,
любая ночь не кажется унылой,
когда душа с любовью в унисон.
***
Перечитаю день построчно,
переосмыслю каждый слог –
что мною сделано непрочно,
кому помочь пока не смог?
На что потрачены напрасно
минуты солнечного дня –
где по моей вине погасло,
что не сложилось без меня?
Себе истец и обвинитель,
занудный критик и судья,
вердикт в уме, и не просите
всю ночь пощады от меня,
пустые знаки восклицанья,
скопленье глупых запятых…
Пока живой, моё сознанье
прожить сумеет и без них.
Признание Дону
За спиной – километры различных дорог,
перед взором – седые донские поля.
На чужих переулках от ветра продрог,
слава Богу, согрела родная земля.
Незаметно в закаты прибрежные врос,
стал частицей загадки ковыльных степей,
и теперь убегающий к Дону откос
мне вершины Монблана намного милей.
Не смогу без кудрявых голов камыша
трое суток прожить, и люблю на заре
убежать от забот и пройтись не спеша
по холодной росе, пока день не созрел.
И пускай километры исхоженных лет
далеко за спиной, не иду же ко дну.
Никогда не жалел, что встречаю рассвет
не в подножии Альп, а на Тихом Дону.
***
Тихий Дон – наш край родимый,
гордость славы казаков,
для друзей гостеприимный,
неприступный для врагов.
Южной житницей России
ты не зря провозглашён,
боевой, трудолюбивый,
православный Тихий Дон.
И за то, что, не старея,
ты цветёшь, любимый Дон,
в дни седого юбилея
шлём тебе земной поклон.
Так живи во благо славы,
поздравленья принимай,
трудовой и златоглавый
наш родной казачий край.
***
Запутан след на мартовском снегу.
Слегка туманит сумрачная вялость.
Найти тебя в тумане не смогу –
ещё обида на душе осталась.
Но почему же колет под ребром,
не надышаться воздухом весенним,
и в голове немыслимый погром
после ухода глупых обвинений.
Кому в снегу распутывать следы,
кто одолеет мелкую обиду?
Порочный круг, но это полбеды,
страшней, что ты теряешься из виду.
Запутан след, между разлукой ночь
и новый день, а здесь – посередине –
два одиночества, и некому помочь
преодолеть безумную гордыню.
***
Летишь по свету за удачей,
мечтаешь время обогнать,
не замечая, что портачишь,
перенося мечты в тетрадь.
За счастье призрак принимая,
себя пакуешь в пустяки
в надежде выклянчить у мая
удачной рифмы для строки.
Насытив душу бездорожьем,
виски подкрасив серебром,
перемещая осторожно
года счастливые в альбом,
осознаёшь – в лохмотьях рубищ
пора не верить в чудеса
и врать себе, что не забудешь,
какого цвета небеса.
***
Я твой недуг и утренняя дрожь,
ленивый кот и попугай ворчливый.
Не Голиаф, на принца не похож,
не сердцеед, а для тебя – любимый.
Вечерний бриз и тут же – ураган,
противоядье после отравленья,
то полонез, то дюжина цыган,
а то мечта по щучьему веленью.
Не улететь со мной за облака,
не пересечь экватор за минуту
и на балу смогу, наверняка,
гавот французский с вальсом перепутать.
Я лишь виновник мыслей и забот,
бокал вина, что жалко опрокинуть…
Но разве женщин кто-нибудь поймёт,
за что они влюбляются в мужчину?