= I = Слава Богданов не ошибся в своих предположениях: с крыши этого высотного дома открывался взору прекрасный вид. Изгиб реки Волги, залив с фонтаном, набережная, аллеи, и несколько монастырей и церквушек. Крутой противоположный берег был покрыт молодым хвойным лесом. – Красота! Лепота! – улыбнулся Слава. – Жаль, что […]

  Анна Сергеевна возвращалась из магазина расстроенная. Всё её бывшее с утра радужным настроение улетучилось, как только она столкнулась в переулке с Ириной Прониной. Сразу ёкнуло сердце, и руки буквально повисли вдоль тела. Ирина только поздоровалась, прошла мимо. Совсем не похожа на себя: губы плотно сжаты, мечущийся взгляд. Анна Сергеевна

  Самолёт шёл на посадку. Моему взору открылся завораживающий вид: ночь накинула на город вуаль, сквозь которую были видны миллионы разноцветных огней. Уже много лет живу в городе, но никак не могу налюбоваться этим зрелищем. Когда повседневная суета и забота загоняют в тупик, мешая жить и радоваться каждому мгновению, я

  «Здравствуй, папа». Письмо вздрогнуло в руках, словно живое существо, задрожало в ознобе и упало на пол. Мелкая холодная испарина покрыла лоб. Олег взял конверт, и еще раз прочитал адрес. Нет, ошибки не было: письмо предназначалась ему. Он поднял исписанный лист бумаги и вышел на крыльцо, второе, не парадное. Им

  Какие-то смутные предчувствия закрались в душу. И вроде предпосылок для этого не было. Но заныло где-то в груди, навалилась непонятная тоска. – Что день грядущий мне готовит?! – то ли задал сам себе вопрос, то ли сказал утвердительно, не подлежащее возрождению. А день, в отличие от настроения, обещал быть

  Репродуктор щелкнул, и мелодичный женский голос раздался в зале аэропорта: – Рейс 410 «Москва-Мурманск» задерживается на два часа. В конце зала ожидания молодой, лет двадцати пяти-двадцати семи мужчина только тяжело вздохнул и еще раз посмотрел на часы. Из-за непогодных условий он сидел здесь вот уже пять часов. Предстояло лицезреть

  Они стояли на мосту, который был перекинут через небольшую речку в центре города. Он был спокойным и задумчивым, медленно курил, стряхивая пепел в речку. Она нервничала, лицо её горело ярким румянцем. – О, Боже, – часто повторяла она, – что же я наделала? И в сотый раз открывала паспорт,

  Наконец-то контролёр проверил билеты, дверка «Икаруса» мягко захлопнулась, и автобус тронулся. За окнами поплыл город с его высотками, редкой зеленью и горячим асфальтом. Поскорей бы вырваться из этого шумного и пыльного мегаполиса. Быстрей бы туда, где чистый воздух, нетронутая природа, голубая гладь озёр и рек. Вырваться на чёрную ленту

  Сергей сидел в мягком кресле, пил баночное пиво и пускал к потолку табачные кольца. Окидывал взглядом комнату, словно был здесь первый раз. А здесь, как всегда, царил беспорядок: на столе, диване и даже на полу были разбросаны фотографии. Здесь жил Витя, его лучший друг, помешанный на фотоделе. За этим

  Гроза всё-таки достигла их, до того как молодые люди успели добежать до деревни. Двести шагов до спасительной первой избы – и они оба промокли до нитки. А пронзительный ветер лишь усиливал эффект жуткого холода. Игнат распахнул калитку, приглашая девушку следовать за ним. — А кто тут живёт? — поинтересовалась

  Рита позвонила в обед. Или домашний телефон барахлил, или в городе, на почтамте были большие помехи, но слышимость была просто ужасной. – Я тебя плохо слышу, – кричала в трубку Людмила Николаевна. – Я приеду сегодня, в девять часов вечера, – кричала на другом конце провода дочь. – Пусть

  Где-то я потерял настроение. Уронил, когда ехал сюда. Город счастливых мгновений. Зря я приехал: всё сгорело давным-давно. А память о прошлом вдруг покрылась трещинами разочарования. Да и перед другом детства получилось неудобно. Приехал в гости, а сам разбитый, уставший, в сетях апатии и прострации. Хорошо, что он всё понял,

  После яркого солнца в школьном спортзале казалось темно. Юра остановился на пороге. Окинул взглядом ребят, которые укладывались отдохнуть – Юран! – окликнули его. – Иди сюда, я здесь. Юра прошёл по узкому проходу между матрацами в дальний угол спортзала. Его ждал Саша, его лучший друг. Он лежал на матраце,

  Был тёплый летний вечер. Легкий ветерок теребил изумрудные листочки деревьев в городском парке. В глубине его, куда не долетал шум городских дорог, было тихо и свежо. Капельку романтической грусти придавал соловей. Он спрятался где-то в листве и пел свою прекрасную песню то протяжно, то с переливами, то захлёбываясь. Вот

  Почему на сердце так тяжело? Почему нет и нет, нахлынет тупая тоска? Без видимых причин. Мысли до конца не сформированы, схватывают душу в металлические тиски и сжимают, сжимают. Непонятная тревога висит в воздухе вперемешку с капельками влаги. Мерзкая погода. По мне, уж лучше прошёл дождь проливной, да выглянуло солнце,

  Прозвенел звонок, оповещая об окончании последнего урока. Учитель едва прочитал домашнее задание, как с «камчатки» сорвался Никита. Не оборачиваясь на окрики учителя, он выбежал из класса и, не сбавляя скорости, побежал по лестницам и коридорам к выходу. На это у него была своя причина: он хотел успеть встретить на

  Это был необыкновенный дождь. Не весенний – с грохотом грома и величием молнии, с крупными каплями, тяжесть которых чувствовали на себе горожане, попавшие врасплох, не летний – чьи слезинки образовывали в выемках асфальта пузырящиеся лужи, не осенний – медленный, нудный, однотонный. Тоска и уныние. И даже не зимний, чьи

  Рецепт счастья за многие века так и остался не раскрытым людьми. Да и не может быть точного определения того состояния души, когда хочется крикнуть: «Остановись, мгновенье! Ты – прекрасно!». Только прожив годы, ты понимаешь, что счастье – это мимолетность, его нельзя схватить, удержать. Даже в памяти не остаётся это

  Двадцать девять пар глаз неотрывно смотрели на меня. Кто с восторгом, кто с любопытством, кто настороженно. Еще бы! Новая училка, практикантка. Правда, всего на одну неделю, и все же. Нам вместе предстоит прожить эту неделю. Двадцать девять пар глаз. Хотя нет, одна пара с упорством смотрит в окно, разглядывая

  Жизнь до тридцати разбилась на три. Произвольно, но и этого довольно. По крайней мере, в эту ночь. Ну, родился. Это не так важно. Родился там, где теперь заграница. Среди гор, иноверцев и роз. Хочется, как всем нормальным, побывать там. А зачем? Уловить запах детства? Его выдули ветра. Увидеть прежние

  После обеда на автозаправочной станции наступало относительное затишье. Поток машин резко снижался, и лишь дальнобойщики заворачивали за очередной порцией топлива. Потому и работники, уже изрядно уставшие, позволяли себе просматривать газеты и отгадывать кроссворды. Редких клиентов они обслуживали по очереди. А иногда Степан, который был на десять лет моложе своего

  — Ладно, Санька, не расстраивайся. Я кое-что придумал насчет жилья, — и Паша, довольный и гордый самим собой, поведал Александре свой вариант. Возмущению двадцатипятилетней девушки не было предела: — Ты предлагаешь мне, чтобы я снимала комнату у вдовца? Плохо же ты обо мне думаешь! — от обиды глазки ее

  Лариса встретила мужа у открытой двери, прислонившись спиной к косяку. Аркадий удивился лишь на мгновение, затем догадка озарила его лицо, и легкая улыбка едва коснулась тонких губ: — Наша богиня спит? — Только что угомонилась. Сейчас выспится красавица и задаст нам жару на полночи. Что делать-то будем? Аркадий нежно

  По всем народным приметам, да и по прогнозам синоптиков, день обещал быть теплым и ясным. Но предчувствие грозы не покидало Ивашова, давило на психику, вызывая душевный дискомфорт. Он вышел из здания редакции, перешел автостраду и в бессилье опустился на первую же скамейку тенистого сквера. Ему не хватало воздуха, и

  Вениамин Сергеевич с тоской в глазах глянул на улицу. Ничего там с утра не изменилось. Осень в этом году затянулась с лихвой. Непростая осень. Нудная, серая, плаксивая, ни одного солнечного денечка. Даже шелест золотистой травы нынче не услышал. Мокрые, грязные листья лишь прилипали к сапогам, вызывая тихую раздраженность. Поскорей